Почему эта речь состояла только из отрицаний. Египетская книга мертвых - отрывок

Задание №22. Впишите недостающие слова

Египет — так называлась страна, которая располагалась (по берегам какой реки? От какого места и до какого моря?) по берегам реки Нил от первых порогов до Средиземного моря (на каком материке? В какой его части?) в северо-восточной части Африки .

Первой столицей Египетского государства стал город Мемфис .

Царей Древнего Египта называют фараон

Задание №23. Ответьте на вопросы и выполните задание

В древнеегипетской «Повести о двух братьях» старший брат говорит младшему: «Давай приготовим плуг и упряжку быков, потому что хлебное поле вышло из-под воды...»

Объясните эти слова старшего брата. Чем он предлагает заняться? В каком месяце по нашему календарю поля в Древнем Египте освобождались от воды? С каким явлением природы это было связано? Опишите его

Он предлагал заняться пахотой. В июле Нил начинал разливаться, что связано с сезоном тропических ливней в районах истоков реки. Течением приносило перегнившие тропические растения и солевые осадки, что служило прекрасным удобрением. К ноябрю вода спадала и наступало время пахоты

Задание №24. Выполните задание по рисунку нашего времени

В древнеегипетском тексте сказано: «Горе земледельцу! Он связан, связаны его жена и дети».

Опишите рисунок, посвященный сбору налогов в Египте. Предположите, кто этот египтянин в белых одеждах и с посохом в руке. Что за люди его сопровождают (справа)? Чем занят сидящий на земле человек со скрещенными ногами? Правее его изображены две пустые корзины: чем они будут наполнены? Кого и почему поставили на колени (в центре)? Кто эта женщина с детьми (слева)? Почему происходящее стало для земледельца горем?

В белой одежде изображен сборщик налогов. Его сопровождает вооруженная охрана и носильщики. На земле сидит писец, в документах которого записано сколько должно быть изъято зерна, для которого приготовили корзины, изображенные правее писца. Крестьянин, вероятно, не может сдать зерно, потому его поставили на колени. Слева мы видим его жену и детей. В Древнем Египте даже стихийные бедствия не освобождали от налога и крестьянину грозит суровое наказание

Задание №25. Заполните «линию времени»

Отметьте на «линии времени» год образования единого государства в Египте. Подсчитайте, сколько лет назад это было. Вычисления делайте письменно

3000+2013=5013 (лет)

Ответ: Это было 5013 лет назад

Задание №26. Заполните контурную карту «Древний Египет»

1. Надпишите название реки, протекающей через Египет, и обозначьте на ней 1-й порог

2. Закрасьте зеленым цветом районы земледелия в Египте (границы районов обозначены пунктиром)

3. Надпишите названия двух морей, ближайших к Египту

4. Закрасьте кружочек, обозначающий древнюю столицу Египта, и надпишите ее название

5. Обозначьте значком район пирамид

Задание №27. Впишите недостающие даты

Единое государство в Египте образовалось около 3000 года до н.э.

Пирамида фараона Хеопса была построена около 2560 года до н.э.

Завоевания фараона Тутмоса были сделаны около 1500 года до н.э.

Задание №28. Заполните контурную карту «Военные походы фараонов»

1. Обозначьте стрелками направления завоевательных походов египетских войск

2. Обведите границы Египетского царства около 1500 года до н.э.

3. Надпишите название азиатской реки, до которой доходили границы Египетского царства на севере (Евфрат)

4. Закрасьте кружочек, обозначающий город в Азии, который более полугода осаждали войска фараона Тутмоса, и надпишите название этого города (Мегиддо)

5. Закрасьте кружочек, обозначающий столицу Египта во времена фараона Тутмоса, и надпишите название этого города (Фивы)

6. Страны и полуостров, завоеванные фараонами за пределами Египта, обозначены на карте цифрами. Напишите их названия

2. Синайский полуостров

3. Палестина

4. Финикия

Задание №29. Впишите недостающие слова

Самые крупные завоевания совершил около 1500 года до н.э. Фараон по имени Тутмос .

У египетских воинов наконечники копий, топорики и клинки изготавливались из бронзы . Так называется сплав двух металлов: меди и олова .

Войсками фараонов были завоеваны в Африке богатая золотом страна Нубия , в Азии — богатый залежами медной руды Синайский полуостров и страны:

1. Палестина

2. Финикия

3. Сирия

Границы Египетского царства в Азии доходили до реки Евфрат , а в Африке — до 5 порога на реке Нил

Задание №30. Заполните «линию времени»

Отметьте на «линии времени» даты, связанные с правлением фараонов Хеопса и Тутмоса. Могли ли эти владыки Египта что-нибудь знать друг о друге? Объясните, почему так считаете

Только Тутмос мог знать о Хеопсе, так как жил после него

Задание №31. Впишите недостающие буквы в имена богов и священных животных, почитавшихся древними египтянами

Амон - бог солнца

Апоп — бог тьмы

Геб — бог земли

Нут — богиня неба

Тот — бог мудрости

Бастет — покровительница женщин и их красоты

Апис — священный бык

Сет — бог пустыни

Осирис — фараон и судья в царстве мертвых

Гор — бог — покровитель правящего в Египте фараона

Исида — богиня — жена Осириса

Анубис — бог — покровитель умерших

Маат — богиня правды

Задание №32. Вспомните мифы о богах и ответьте на вопросы

1. Как египтяне именовали Кота и Змея, изображенных на первом рисунке нашего времени? Кто всегда побеждает в схватке между Котом и Змеем? Где она происходит? Как долго продолжается?

В образе кота изображен бог солнца Ра, в образе змея — бог тьмы и зла Апоп. Каждую ночь они сражаются под землей и Ра всегда побеждает Апопа

2. Опишите второй рисунок нашего времени. Что изображено на нем? Чьи имена из тех, кто изображен на рисунке, вам известны? Что вы знаете о каждом из них? С какой целью принесен деревянный ящик?

Согласно мифу Сет принес в дом Осириса саркофаг и предложил гостям узнать, кому тот будет по росту. Когда в саркофаг лег Осирис, Сет захлопнул его и выбросил в Нил. Осирис и Сет были братьями. Осирис затем стал царем подземного царства, а Сет богом хаоса, разрушения, войны, стал олицетворением зла, сатаной

Задание №33. Ответьте на вопросы

Вспомните сказания о богах. Кто мог бы сказать о себе такие слова? По какому поводу?

1. Я скрывала его, я прятала его из страха, чтобы его не убили. Позвала я обитателей болот, чтобы они помогли мне. Одна мудрая женщина сказала мне: «Не унывай и не бойся! Ребенок твой недоступен своему противнику: заросли непроходимы, смерть не входит через них!»

Исида. После смерти своего мужа, Осириса, Исида была вынуждена прятаться вместе со своим сыном Гором, чтобы спасти его от Сета

2. Зависть и злоба терзают меня. Тот, кому я завидую, красив, добр, повелевает тысячами людей. Меня же все они проклинают и ненавидят. Ради захвата власти в стране я пойду на все, вплоть до убийства

Сет. Он был братом Осириса, правившего Египтом. Сет завидовал брату и стремился захватить власть

3. Имя мое Амамат, что значит «Пожирательница». Тем из вас, кто не делал зла и не был причиной чужих слез, не надо бояться моих острых зубов. Но горе завистникам, лгунам и ворам! Рано или поздно мы с ними встретимся

Мифическое существо в образе гиппопотама с лапами и гривой льва и головой крокодила. Обитала в подземном царстве. На суде Осириса она пожирала души грешников

Задание №34. Ответьте на вопросы к рисунку нашего времени

Ночь... Куда крадучись идут двое египтянин? «Я боюсь гнева богов!» - дрожит от страха один. «Не будь трусом — мы умилостивим богов жертвами! Поспешим, я знаю, как проникнуть внутрь!» - торопит другой.

Что они замышляют? Чем привлекают их каменные громады? Вы дадите ответ, если вспомните, что нашли археологи в неразграбленной гробнице Тутанхамона, вырубленной в скалах на западном берегу Нила

Они пробираются к пирамидам, чтобы ограбить их. После смерти фараона хоронили в саркофаге, который был сделан из чистого золота, но помимо самого саркофага усыпальницу заполняли драгоценностями, украшениями, ценными вещами

Задание №35. Ответьте на вопросы

В Древнем Египте существовало огромное число иероглифов (более 500), система письма была очень сложной, потому выучить ее представлялось огромным трудом

2. Кому было легче овладеть грамотой: мальчику в Древнем Египте или российскому школьнику в наши дни? Объясните, почему вы так думаете

Школьнику наших дней легче. В русском алфавите 33 буквы и помимо согласных, есть гласные звуки. В египетском же письме иероглифов, обозначающих гласные, не было, помимо этого число иероглифов было огромным, и, вдобавок, для правильного чтения сочетаний иероглифов использовали специальные значки. Все это сильно усложняло письмо

3. На чём и чем писали ученики египетских школ?

Сначала писали на черепках глиняной посуды. Когда ученик овладевал письмом, ему давали для письма папирус. Писали тонкой тростниковой палочкой, используя черную и красную краски

4. Почему окончившие школу египтяне могли позволить себе носить белые одежды, а на руках у них не было мозолей?

Профессия писца считалась престижной и очень доходной, они были частью двора фараонов и освобождались от уплаты налогов, службы в армии и какой бы то ни было физической работы

Задание №36. Решите древнюю задачу и ответьте на вопросы

В написанном на папирусе древнеегипетском задачнике для школы имеется такая задача: «Было семь домов, в каждом семь кошек, каждая кошка съела семь мышей, каждая мышь съела семь колосков, каждый съеденный колос мог бы дать семь мер зерна. Найдите сумму общего числа домов, кошек, мышей, колосьев и мер зерна»

1. Давайте вместе найдем эту сумму.

Сколько кошек обитало в семи домах? 7х7=49

Сколько мышей съели кошки? 49х7=343

Сколько колосков съели мыши, прежде чем были съедены кошками? 343х7=2401

Сколько мер зерна дали бы колоски, съеденные мышами? 2401х7=16807

Теперь сложите числа:

колосков 2401

мер зерна 16807 Итак, какова общая сумма? 19607

2. Кошки почитались египтянами как священные животные. Если бы не они, то всему населению Египта угрожал бы голод. Подумайте почему.

Они истребляли грызунов, извечных врагов урожая, за что и особенно почитались египтянами.

3. Кем становились выпускники школы в Древнем Египте? Где им могло каждодневно пригодиться умение умножать, складывать, вычитать и делить?

Писцами, которые затем служили при дворе фараонов, знатных вельмож, при храмах и занимались, в основном, учетом налогов и сборов. Грамотность открывала дорогу и к высоким государственным постам

Задание №37. В вашем учебнике бог солнца назван Амон-Ра. В других книгах тот же бог назван иначе — Амун-Ра. Знаем ли мы, как надо правильно произносить древнеегипетские имена? Если нет, то почему?

Скорее всего не знаем, так как в древнеегипетском письме не было иероглифов, обозначавших гласные звуки. Все слова записывались только согласными звуками

Задание №38. Решите чайнворд «На берегах Нила»

1. Бог тьмы, облик которого воспроизводит чайнворд (Апоп). 2. Древнейший материал для письма, изготовленный из нильского тростника (папирус). 3. Книга из папируса, свернутая в трубку (свиток). 4. Каменный столб, поддерживающий перекрытие в храме (колонна). 5. Священный бык с белой отметиной на лбу (Апис). 6. Богато украшенный гроб из дерева или камня (саркофаг). 7. Сын Осириса, победивший злого Сета (Гор). 8. Одно из имен бога солнца (Ра). 9. Другое имя бога солнца (Амон). 10. Богиня неба (Нут). 11. Знаменитый фараон-завоеватель (Тутмос). 12. Огромная каменная фигура, изображающая льва с головой человека (Сфинкс). 13. Число небольших государств, первоначально возникших в Египте (сорок). 14. Животное, в облике которого бог Амон-Ра каждую ночь сражается со свирепым змеем (кот). 15. Бог мудрости, научивший людей письму (Тот). 16. Фараон, чью гробницу археологи нашли неразграбленной (Тутанхамон). 17. Жена фараона, скульптурный портрет которой дошел до наших дней (Нефертити). 18. Значок египетского письма (иероглиф). 19. Слово, которым называют властителей Египта (фараон). 20. Река в Египте (Нил)

Задание №39. Решите кроссворд «В Древнем Египте»

Если вы правильно решите кроссворд, то в обведенных рамкой клетках по горизонтали прочтете имя французского ученого, разгадавшего в начале 19 века тайну иероглифов

По вертикали: 1. Особое приспособление, при помощи которого египтяне поливали высоко расположенные сады и огороды (шадуф). 2. Богиня правды (Маат). 3. Первая столица Египетского царства (Мемфис). 4. Грамотный египтянин, находящийся на службе у фараона или его вельможи (писец). 5. Фараон, для которого была выстроена самая большая гробница (Хеопс). 6. Частицы полусгнивших растений и горных пород, остающихся на берегах Нила после разлива (ил). 7. Область в Северном Египте, похожая на огромный треугольник (дельта). 8. Один из каменных столбов, стоявших перед входом в храм (обелиск). 9. Бог мертвых с головой шакала (Анубис)

Задание №40. Решите кроссворд, вспоминая слова из древнеегипетского текста «Поучение писцов ученикам». Если вы забыли этот текст, найдите его в учебнике

Определите, какие слова пропущены в приведенных ниже отрывках из «Поучения писцов ученикам». Впишите эти слова в клетки кроссворда в таких же числе и падеже, в каких они должны стоять в тексте

По горизонтали: 1. Будь писцом — он освобожден от работы мотыгой. 5. Читай книгу свою ежедневно. 7. Решай задачи молча. 8. Не проводи ни одного дня в безделье. 9. Если ты будешь бродить по улицам, то будешь избит плетью из кожи бегемота. 11. Обезьяна и та понимает слова. 13. Писца не будут сечь прутьями.

По вертикали: 2. Ты будешь ходить в белой одежде. 3. Будь писцом, чтобы тело твое было гладким. 4. Будь писцом — ты не будешь таскать корзин. 6. Надоело мне повторять тебе наставления. 7. Уши мальчика на спине его. 10. Обучают даже львов, но ты поступаешь по-своему. 12. Ударю я тебя сто раз

Задание №41. Ответьте на вопросы

Кто, по мнению египтян, произнес эти слова? Кому они были сказаны?

1. Я не убивал, я не крал, я не лгал, я не завидовал

Это слова умершего, которые он произносил перед лицом Осириса на суде в царстве мертвых

2. Не проводи ни одного дня в безделье, иначе будут бить тебя. Уши мальчика на спине его

Поучение писцов своим ученикам

3. Ты как свинья, пожирающая собственных поросят

Бог земли Геб. Египтяне представляли звезды детьми богини неба Нут и Геба. Каждое утро Нут проглатывала звезды, и Геб гневался на супругу, произнося эти слова

4. Я выбираю кратчайший путь на Мегиддо, чтобы внезапно напасть на врагов

Фараон Тутмос. Узнав, что противники объединили свои силы, Тутмос решил идти кратчайшим путем через ущелье и застал врага врасплох

5. Сын солнца предлагает своему вельможе вернуться: ты умрешь не на чужбине. Тебе будет устроена каменная гробница

Слова фараона Сенусерта I, обращенные к вельможе Синухэ, долгие годы жившего в Сирии

Задание №42. Найдите ошибки

Один враль и хвастун утверждал, что с помощью «машины времени» побывал в Древнем Египте

Когда я попал в эту страну, - рассказывал он друзьям, - то узнал, что у египтян большое горе. Нил не разливался уже несколько лет и изрядно обмелел. Все же остальные реки Египта можно было перейти вброд... Корабельщики довезли меня по Нилу до первого порога. Я щедро расплатился сними, взял сдачу — горсть мелких монет и сошел на правый берег. В этом месте была возведена самая большая из пирамид, в которой, как всем известно, похоронен Тутанхамон. Едва я направился к пирамиде, как хлынул ливень, и мне пришлось спрятаться от него в дубовой роще. Переждав дождь, я стал искать вход в пирамиду. Однако египтяне сказали мне, что гробница Тутанхамона давно разграблена и ни одна вещь не сохранилась...
- Перестань выдумывать, - прервали рассказчика слушатели, - ты никогда не был в Древнем Египте! В твоем рассказе с десяток исторических ошибок

Опишите эти ошибки

а) Разлив Нила был каждый год, б) Нил — единственная река Египта, в) в Древнем Египте не было денег, как таковых, не чеканилась монета, г) гробница Тутанхамона располагалась в долине Царей к западу от Фив, это намного севернее 1-го порога, д) самая большая пирамида в Египте — Хеопса и располагалась на севере около Мемфиса, е) сам Тутанхамон долгое время был почти неизвестен и обнаружение его гробницы в 1922 году — величайшее открытие археологии, ж) ливень на юге Египте — крайне редкое явление природы и длится всего несколько минут, з) дуб в Египте не растет, и) гробница Тутанхамона не была разграблена и дошла до нашего времени в первозданном виде, к) предметы из гробницы сейчас находятся в музеях мира

Задание №43. Придумайте окончание сказки

В Древнем Египте была создана сказка о заколдованном царевиче. Ее конец не сохранился. Вот начало этой сказки:

«Жил да был фараон. Родился у него сын. Это был единственный и долгожданный сын, которого фараон вымолил у богов. Но царевич заколдован, и уже при его рождении богини предсказывают, что он умрет молодым или от крокодила, или от змеи, или от собаки. Такова судьба, которую никто не в силах изменить.
Но родители царевича хотят перехитрить судьбу. Они отделили своего сына от всего живого — поместили мальчика в большой башне и приставили к нему верного слугу.
Проходят годы. Мальчик растет и начинает интересоваться окружающим миром. Как-то он замечает внизу какое-то странное существо на четырех ногах... «Это собака», - объясняет удивленному ребенку слуга. «Пусть приведут мне такую же!» - просит царевич. И ему дают щенка, которого он растит в своей башне.
Но вот мальчик становится юношей, и родители вынуждены объяснить ему, почему он живет один, строго охраняемый, в этой башне. Царевич убеждает отца, что судьбы не миновать. И тот отпускает его в дальнее странствие.
В сопровождении своего верного слуги и собаки царевич на колеснице добирается до страны Сирии. Здесь также в высокой башне живет красавица-царевна. Она достанется тому, кто проявит богатырскую силу и прыгнет на высоту 70 локтей прямо в окно башни, из которого выглядывает царевна.
Никому это не удается, и лишь наш герой совершает прыжок и добирается к ней. С первого взгляда они полюбили друг друга. Но отец царевны не хочет отдать свою дочь в жены какому-то безвестному египтянину. Дело в том, что заколдованный царевич скрыл свое происхождение и выдал себя за сына воина, бежавшего от злой мачехи. Но царевна и слышать не хочет ни о ком другом: «Если отнимут у меня этого юношу, не буду есть, не буду пить, умру в тот же час!» Пришлось отцу уступить.
Молодые люди поженились. Они счастливы. Но царевна стала замечать, что ее супруг иногда грустит. И он открывает ей страшную тайну, говорит о предсказании богинь: «Я обречен трем судьбам — крокодилу, змее, собаке». Тогда жена сказала ему: «Прикажи убить свою собаку». Он же ответил ей: «Нет, не прикажу убить собаку, которую взял щенком и вырастил».
Царевна решает предотвратить страшный рок, нависший над ее мужем, и ей это дважды удается. Первый раз она его спасает от змеи, которая вползла в спальню. Предчувствуя грозящую царевичу опасность, царевна поставила в спальню чашку молока, и змея, прежде чем ужалить царевича, набросилась на молоко. Тем временем царевна проснулась, призвала на помощь служанку, и вдвоем раздавили гадину.
Молодожены отправляются в Египет, и тут царевна снова спасает своего супруга — на этот раз от крокодила. И вот наступил следующий день...»

На этом месте текст на папирусе обрывается. Как, по-вашему, завершилась сказка? Пусть в вашем ответе окончание сказки происходит в Египте. Помните, что молодая жена царевича впервые оказалась в этой стране. Что ее могло поразить в природе Египта? Какие постройки, какие статуи могли увидеть герои сказки? Какой прием во дворце мог оказать им отец-фараон? Как он выглядел? Наконец, погиб или остался жив царевич?

Оказавшись в Египте, царевна была поражена Нилом, она никогда не видела такой большой реки. Как на чудо смотрела она на громады пирамид, на грозного сфинкса, будто охранявшего покой усопших фараонов. Ее поразили величественные храмы и великолепие дворцов фараона. Отец радостно принял сына и его юную жену. На следующий день царевич пошел гулять со своей собакой. «Неужели ты способен предать меня?» - спрашивал царевич. Вдруг собака оскалила зубы и кинулась на царевича. Но юная жена и тут спасла своего супруга, ударив собаку ножом. Она была очень умной и оберегала своего мужа. Так прошло несколько лет. Предсказание стало забываться. В один из дней между супругами возникла пустая ссора и жена оттолкнула царевича, тот споткнулся и, падая, ударился головой о камень. «Ты, избавившая меня от трех судеб...» - прошептал он и испустил дух

Задание №44. Рассмотрите на передней обложке тетради роспись из древнеегипетской гробницы, ответьте на вопросы, вставьте недостающие слова

1. Кто из египетских богов изображен справа? Как выглядел этот бог по представлениям египтян? В какое место он поведет однажды каждого из живущих на земле?

Бог Древнего Египта Анубис, с головой шакала и телом человека. Он был проводником умерших в загробный мир

2. Какую клятву в этом месте готовились произнести египтяне? Как, согласно их верованиям, становилось известно, не лгут ли они?

Египтяне клялись, что не совершали грехов. Сердце умершего, то есть душу, взвешивали на весах Тот и Анубис. На другой чаше весов лежало перо богини правды Маат. Если душа была легче пера, значит египтянин говорил правду

3. Определите по головному убору, кем был изображенный слева человек. Опишите его одежду и украшения

Это фараон. На нем одета набедренная повязка с богато украшенным передником. На плечах украшение — ожерелье-оплечье и браслеты на руках

4. Предположите, для чего на стене гробницы помещены небольшие рисунки. Кого или что они изображают? Почему некоторые из них обведены овальной рамкой?

Египтяне верили, что все изображенное на стенах сопровождало умершего в загробном мире, потому изображали себя, свой дом, семью и все, что окружало человека при жизни. Овальной рамкой обводили только имена фараона и его жен

5. Вспомните, как в Египте на рельефах и в росписях было принято изображать человека. Мы как бы смотрим на него с разных точек зрения. На одни части его тела — спереди (на какие именно?): на плечи и глаза, а на другие — сбоку (на какие?)

На голову и ноги

Задание №45. Рассмотрите на задней обложке тетради древнеегипетские статуи, выполните задания и ответьте на вопросы

1. Почему статуи вельможи и его жены были поставлены в гробнице? Почему статуи должны были быть похожи на людей, похороненных в гробнице?

Согласно верованиям египтян, душа умершего время от времени возвращается из царства Осириса и вселяется в мумию. Если душа, прилетев в гробницу, не обнаружит мумии, она погибнет и её загробная жизнь прекратится. Поэтому в гробницу ставили каменную или деревянную статую умершего, в точности воспроизводящую его облик. Верили, что душа может вселиться в статую, если мумия не сохранится

2. Предположите, почему вельможа и его жена изображены молодыми людьми, хотя, быть может, они умерли в старости

По представлениям египтян, на «полях Осириса», то есть в раю, все молоды и красивы

3. Опишите каждую из статуй. В каких позах представлены вельможа и его жена? В каком положении находятся их руки и ноги?

Статуи в сидячем положении, ноги расположены вместе, а правая рука на сердце

4. Почему вельможа и его жена изображены с кожей разного цвета?

Это связано с техникой живописи. Мужчины всегда изображались с более темной кожей

Последние недостающие страницы из якобы «волшебной» «Книги мертвых» египетского жреца Аменхотепа были обнаружены после векового поиска в музее в штате Квинсленд.

Британский сотрудник музея, египтолог доктор Джон Тейлор утверждает, что он обнаружил около 100 фрагментов древней книги. Это положило конец археологическим поискам древнего писания во всем мире, который якобы содержит заклинания, имеющие силу отправлять духов в загробную жизнь.

«Книга Мертвых» является египетской рукописью до 20 метров в длину, содержащей магические заклинания, написанные на папирусе, которые использовались служителями храма по заказу родственников умерших, чтобы направлять их души в загробную жизнь.

Эти части папируса, которые хранились все это время в музее, образуют недостающую часть очень большой, по мнению многих историков и археологов, исторически ценной «Книги Мертвых».

Разделы этой драгоценной рукописи разбросаны по всему миру, и вот теперь после ста лет поисков недостающие ее части были найдены в музее.

Рукопись Аменхотепа имеет особое значение, поскольку это один из ранних примеров рукописи, которая имеет несколько необычных функций. Всего было найдено только четыре или пять копий этой рукописи.

В ней найдены изображения пятиконечной звезды и солнечных дисков. Теперь Джон Тейлор планирует попытаться собрать в музее Квинсленда фрагменты рукописи в электронном виде.

По его мнению, воссоединение рукописи, это невероятно важная и кропотливая работа, и он надеется на склеивание фрагментов, чтобы узнать какие именно тайны она хранит. Это может внести существенный вклад в оказание помощи миру, чтобы лучше понять одну из самых увлекательных и сложных цивилизаций древнего мира.

«Книга мёртвых» сборник египетских гимнов и религиозных текстов, помещаемый в гробницу с целью помочь умершему преодолеть опасности потустороннего мира и обрести благополучие в посмертии. Представляет собой ряд из 160-190 (в разных вариациях) несвязанных между собой глав, различного объёма, начиная от длинных поэтических гимнов и кончая однострочными магическими формулами. Название «Книга мёртвых» дано египтологом Р. Лепсиусом, но правильнее её было бы назвать «Книгой Воскресения» , так как её египетское название - «Рау ну пэрэт эм хэру » дословно переводится как «Главы о выходе к свету дня».

Это произведение считалось очень древним ещё во время правления Семти, фараона I династии, и, более того, было тогда настолько объёмным, что требовало сокращения, неоднократно переписывалось и дополнялось из поколения в поколение на протяжении почти 5 тысяч лет, и любой благочестивый египтянин жил, постоянно обращаясь к учению Книги мёртвых; египтян хоронили, руководствуясь её указаниями; их надежда на вечную жизнь и счастье была основана на вере в действенность её гимнов, молитв и заклинаний.

Гор и Анубис взвешивают сердце покойного

Одни из лучших образцов «Книги мёртвых», написанные на свитках папируса, относятся ко времени расцвета культуры при XVIII династии; с её началом это произведение вступило в новую стадию своего развития, из саркофагов погребальные тексты перенеслись на папирусы. Наибольшее число папирусов с текстами из Книги мёртвых было найдено в захоронениях города Фивы; именно по этой причине версию Книги мёртвых, получившую распространение в этот период, называют Фивской.

Большинство их было найдено в фиванских гробницах и принадлежало главным образом жрецам и членам их семей. Эти папирусы богато украшены тончайшими рисунками, изображающими сцены погребения, совершения заупокойного ритуала, посмертного суда и другие сцены, связанные с заупокойным культом и представлениями о загробной жизни.

Особый интерес для исследователей представляет 125-я глава, в которой описывается посмертный суд Осириса над умершим. На суде покойный обращается к Осирису, а затем к каждому из 42 богов, оправдываясь в смертном грехе, которым тот или иной бог ведал. В этой же главе содержится текст оправдательной речи:

Слава тебе, бог великий, владыка обоюдной правды. Я пришел к тебе, господин мой. Ты привел меня, чтобы созерцать твою красоту. Я знаю тебя, я знаю имя твое, я знаю имена 42 богов, находящихся с тобой в чертоге обоюдной правды, которые живут, подстерегая злых и питаясь их кровью в день отчета перед лицом Благого. Вот я пришел к тебе, владыка правды; я принес правду, я отогнал ложь. Я не творил несправедливого относительно людей. Я не делал зла. Не делал того, что для богов мерзость. Я не убивал. Не уменьшал хлебов в храмах, не убавлял пищи богов, не исторгал заупокойных даров у покойников. Я не уменьшал меры зерна, не убавлял меры длины, не нарушал меры полей, не увеличивал весовых гирь, не подделывал стрелки весов. Я чист, я чист, я чист, я чист.

Также существует Саитская версия Книги мёртвых, появившаяся в результате деятельности фараонов XXVI династии, когда произошло всеобщее возрождение древних религиозных и погребальных традиций, были восстановлены храмы, а старые тексты Книги мёртвых переписаны, переработаны и упорядочены.

novostiua.net

(125 глава «Книги мертвых», перевод с древнеегипетского М.А. Коростовцева; Цит. по: И.В. Рак . Мифы Древнего Египта. СПб., 1993. С. 253-254):

Я не чинил зла людям.

Я не нанес ущерба скоту.

Я не совершил греха в месте Истины.

Я не творил дурного.

Имя мое не коснулось слуха кормчего священной ладьи.

Я не кощунствовал.

Я не поднимал руку на слабого.

Я не делал мерзкого пред богами.

Я не угнетал раба пред лицом его господина.

Я не был причиною недуга.

Я не был причиною слез.

Я не убивал.

Я не приказывал убивать.

Я никому не причинял страданий.

Я не истощал припасы в храмах.

Я не портил хлебы богов.

Я не присваивал хлебы умерших.

Я не совершал прелюбодеяния.

Я не сквернословил.

Я не прибавлял к мере веса и не убавлял от нее.

Я не убавлял от аруры [древнеегипетская мера площади – 0,2 га].

Я не обманывал и на пол-аруры.

Я не давил на гирю.

Я не плутовал с отвесом.

Я не отнимал молока от уст детей.

Я не сгонял овец и коз с пастбища их.

Я не ловил в силки птицу богов.

Я не ловил рыбу богов в прудах ее.

Я не останавливал воду в пору ее.

Я не преграждал путь бегущей воде.

Я не гасил жертвенного огня в час его.

Я не пропускал дней мясных жертвоприношений.

Я не распугивал стада в имениях бога.

Я не чинил препятствий богу в его выходе.

Я чист, я чист, я чист, я чист!

Чистота моя – чистота великого Бену в Гераклеополе, ибо я нос Владыки дыхания, что дарует жизнь всем египтянам в сей день полноты Ока Хора (Луны) во второй месяц Всходов, в день последний – в присутствии владыки этой земли (Ра).

Да, я зрел полноту Ока Хора (Луны) в Гелиополе!

Не случится со мной ничего дурного в этой стране, в Великом Чертоге Двух Истин, ибо я знаю имена сорока двух богов, пребывающих в нем, сопутников великого бога (Осириса)».

Очевидно, именно во время «исповеди отрицания» совершается взвешивание сердца умершего Анубисом и Тотом, чем удостоверяется «исповедь». В случае совершённого действия, провозглашаемого как несовершённое, сердце «тяжелеет», нарушается его равновесие с пером богини Маат (богини истины), лежащим на другой чаше весов, и сердце может, не пройдя испытания, упасть прямо в пасть чудища Амт (Аммат), сидящего у весов и ожидающего результатов взвешивания, для того чтобы поглотить виновного и, очевидно, окончательно уничтожить его, лишить всякого бытия, низвергнуть в темный хаос. Поэтому вместо сердца в грудь умершего могло быть вложено каменное изображение священного жука – скарабея, с соответствующим заговором, начертанном на нем: такое сердце должно было наверняка пройти испытания. В любом случае амулет с изображением скарабея полагался на грудь умершему, что, возможно, символизировало то же действие замещения.

Как видим, перед нами именно суд, «законнический» суд, состязание по строгим правилам, не предполагающее помощи умершему со стороны богов, но имеющее в виду проверку на соответствие кодексу. Для того, чтобы эту проверку пройти, требовалась помощь магии, необходимо было знать последование египетской «Книги мертвых», своими заклинаниями открывающей для умершего все ворота Дуат (подземной области), нужно было знать имена богов, отдающих их во власть знающего имя, или, во всяком случае, освобождающих его от их преследования.

Умершего защищало не раскаяние, а знание плюс участие в магических ритуалах, обеспечивающих его чистоту, о чем говорится в конце «исповеди отрицания»: Великий Бену, о котором здесь упоминается, отождествлялся греками с фениксом, птицей, самосожигающейся, чтобы воскреснуть из огня, поглотившего ее старые, растлевшиеся составы; иногда – откладывающей яйцо в гнезде, в котором сожигала себя, чтобы из яйца выйти вновь молодой (то есть – самопорождающей себя, как некогда великий Ра); символом Бену был Бен-Бен – холм, который первым возник среди водяного хаоса Нуна, выделился из него, положив начало разделению вещей. Бен-Бен – зародыш и основание космоса, мироздания; таким образом, в обозначенном в «отрицательной исповеди» ритуале египтянин прикасался к началам мироздания, обновляясь этим прикосновением, восстанавливая с мирозданием правильные отношения, и – без метанойи, «перемены ума», автоматически – очищаясь от всего совершенного неправедно. Недаром «исповедь» и «соединение с божеством (первопринципом)» в «исповеди отрицания» поменялись местами. Здесь происходит не встреча двух личностей: Бога и человека – в области любви и свободы, но некое безличное действие, подчиняющееся строгим законам мироздания.

Очевидно, что в двух разобранных случаях совсем по-разному понимается и грех . Для древнего египтянина, как мы можем судить в том числе и по «исповеди отрицания», грех – это, в сущности, преступление против кого-то внешнего по отношению к нему: против богов, близких (тут особенно трогательна строка второй «отрицательной исповеди», где, египтянин сообщает, что он «не был несносен»), против вообще людей, особенно беззащитных: младенцев, вдов, сирот, против покупателей, против мертвых, против скота, против стихий («Я не останавливал воду в пору ее. Я не преграждал путь бегущей воде. Я не гасил жертвенного огня в час его»); то есть грех здесь – это переступание положенных человеку пределов , «выход из себя» и, соответственно, посягательство на чужое добро, на чужое место в мире , чем, естественно, нарушаются порядок и равновесие в мироздании. Тем более что вещи в древних культурах воспринимаются как существующие прежде всего не в своих бытовых взаимосвязях, не в отношении к «субъекту», то есть – не так, как они существуют «для нас», но так, как они существуют «для себя», в вертикали собственного восходящего смысла. Этот собственный восходящий смысл и делает вещь прежде всего не «полезной», но «значимой», вещь является символом, словом в книге мироздания (одновременно этот смысл связывает ее со словом, делает ее идентичной соответствующему ей слову в магических ритуалах). То есть вещи здесь не находятся в общем горизонтальном пространстве, создаваемом бытовыми взаимодействиями, но накрепко связаны со «своим местом», с местом, которое аналогично плаценте, матке, где вынашивается младенец; хорой называет его Платон (427–347 до н.э.), топосом – Аристотель (384–322 до н.э.). Это место есть приватное пространство вещи в универсуме.

Соответственно, пространство жизни складывается из этих приватных пространств (а то, что мы сейчас называем планетой Земля, складывалось из приватных пространств земель народов – и эти земли были изолированы друг от друга практически как универсумы ): не вещи помещаются в пространство, но само пространство впервые начинает существовать, составляясь из «мест» вещей. Следовательно, посягая на чье-то место, человек не переделяет некое общее и единое пространство в свою пользу, но наносит рану ткани мироздания, прорывает плаценту вещи. Прикасаясь же в ритуалах очищения к первоосновам бытия, он как бы возвращает все на свои места, восстанавливает поврежденные им места вещей в прежнем виде, в каком они существовали с момента организации в космос водяного хаоса – то есть, с момента «начала» пространства.

Об именно таком понимании вещей древними еще раз напоминает нам перевод крупнейшим немецким философом ХХ века Мартином Хайдеггером начала хора из «Антигоны» Софокла (497 или 495–406 до н.э.): «Много ужасного есть, но нет ничего человека ужасней (das Unheimlichste)». В русских переводах мы сталкиваемся со словами «нет ничего более сильного, дивного, могучего, чем человек». У Шервинского: «Много есть чудес на свете, человек их всех чудесней» (Цит. по: Татьяна Горичева. Даниэль Орлов. Александр Секацкий . От Эдипа к Нарциссу. СПб., 2001. С. 132. Тему перевода Хайдеггера затрагивает Даниэль Орлов). Греческое слово δεινός, которое так странно по-разному переводится, имеет значения: 1. страшный, ужасный, опасный; 2. необыкновенный, необыкновенно большой, способный, искусный, отличный, странный, удивительный. Однако вся вторая группа значений помечена как «в переносном значении». Глагол δεινόω – делать ужасным , преувеличивать – показывает нам, что понимали под ужасным греки и, соответственно, почему мы начали воспринимать это слово исключительно в переносном значении. Суть ужасного для грека состоит именно в нарушении вещью своего места, своих границ, в ее преувеличенности , к которой из всех вещей мира более всего склонен человек – потому и нет его ужаснее. Но для нас уже давно понятие «ограниченности» означает слабость и недостаточность, а выход за свои пределы воспринимается как «способность», «искусность» и т.д.

Грех – по смыслу славянского слова – это «огрех», «погрешность»; грех по-гречески значит «промах» – αμαρτία – от αμαρτάνω – ошибаться, промахиваться, не попадать, и отзвук последнего значения мы видели в древнеегипетском понимании греха: промахнулся мимо своего места, оказался в чужом, посягнул на чужое. Но в христианстве это слово радикально меняет свой смысл. Это можно видеть хотя бы из того, что в число смертных грехов христианство включает отчаяние, самоубийство, чревоугодие, лень. Мы видим, что это что угодно, но никак не посягательство на чужое, не преступление в смысле переступания границ присущего данному существу места.

В языческом (а теперь – в «атеистическом») мире грех (= преступление) – это нарушение норм, которые устанавливаются с целью обеспечения взаимной безопасности членов этого мира (только в «атеистическом» мире круг тех, кто понимается под его членами, гораздо уже, чем он был в мире языческом). В христианстве грех – это то, чем человек вредит в первую очередь себе (а во вторую – соучастнику в грехе), а не кому-то еще (убийца Раскольников в «Преступлении и наказании» Ф.М. Достоевского недаром будет настаивать на том, что он «себя убил, а не старушонку»). Чревоугодие – смертный грех не потому, что в мире есть голодные. Даже если все будут сыты, оно все равно останется грехом. Грех, как понятно из разъяснения того, чем является в христианстве исповедь, это прежде всего болезнь, грех – все, что становится на пути человека к жизни, что повреждает в нем источники жизни. Смертный грех смертный не потому, что человека кто-то (Кто-то) наказывает за него смертью, а потому, что посредством его человек сам себя убивает. Понятие греха в христианстве – не правила, за невыполнение которых карают, а перила, поставленные на узком мосту, ведущем к жизни, по обе стороны которого – пропасть и геенна. Никто вас не покарает, если вы перелезете через перила и упадете в огонь и мрак. И какая кара еще будет нужна?

Представьте: маленький ребенок, лет двух-трех, безудержно любопытный возраст, а на столе кипит самовар – огромный, сияющий, золотой, солнечный мячик, так и хочется обхватить его руками, прижаться к нему щекой. А мама не пускает. Вопрос – если, несмотря на объяснения и запрещения, дитя все же вырвется и дотронется до самовара – можно ли говорить о том, что его наказали?

Один священник говорил, что суть десяти заповедей можно выразить в одиннадцатой: «Не пей серной кислоты». Но мы обычно на такие запрещения реагируем следующим образом: «А можно я немножечко и сильно разбавлю?» А потом (если и впрямь сильно разбавили и получили всего лишь язву желудка) мы восклицаем: «Господи, за что Ты меня наказал?!»

Христианство убеждено, что Господь не дает непонятных установлений, за нарушение которых карает смертью. Он только просит человека: «Ну не умирай, пожалуйста…». И объясняет, на каких путях ждет его смерть.

А смерть ждет его, например, на путях угождения своей плоти. Так, чревоугодие буквально хоронит человеческий дух в завалах плоти или, по крайней мере, заключает его в пределы заботы о потребностях желудка. Христианство, преобразуя плоть из «клетки для души» в «храм для духа», устанавливает правильную иерархию духа и плоти, а угождение плоти есть нарушение этой иерархии, подчинение, порабощение высшего низшему – основа всякого греха. Христианство борется с угождением плоти, желая освободить человека из рабства : рабства не только плоти, но и рабства одолевающим плоть, связанным с ней стихийным силам, а то и прямо демонам. Ежедневная утренняя молитва Ангелу-хранителю содержит моление: «Не даждь места лукавому демону обладати мною, насильством смертнаго сего телесе». Рабство человека плоти – и есть рабство смерти и тлению. Символом человека в греческой культуре был кентавр : человеческий дух (вертикаль образа – человеческий торс), вросший в конскую плоть (горизонталь образа – тело коня), не способный управлять своими низшими, звериными желаниями, носимый по воле своей конской плоти. Символом человека в христианской культуре становится всадник – дух оседлавший плоть, укротивший ее и правящий ею.

Грех в христианстве – это «жало смерти» в нашей плоти, грех – это непопадание в себя самого, несоответствие себе тому, какой ты есть на самом деле, образу Божию в себе, а вовсе не нарушение чьих-то прав и границ, которое оказывается только одним из следствий «непопадания в себя».

Итак, одними и теми же словами мы зачастую называем разные вещи.

Причиной такому смешению столь разнородных вещей является, конечно, прежде всего, перевод иноязычных понятий на другой язык. Однако язык, как и искусство (тоже язык!), создается соответствующей культурой – то есть, в конечном счете – религией. Таким образом, происходит не перевод , но подмена понятия одной религии понятием другой религии, часто весьма некритично осуществленная. Самый распространенный, уже упоминавшийся пример – это когда мы языческое заклинание называем молитвой .

Пожалуй, самым общим «религиозным понятием» считается душа . Именно наличие души у человека отрицает крайний материализм («душа – пар»). Но что на самом деле мы имеем в виду, когда произносим это слово внутри той или иной религиозной системы?

Чтобы уточнить значение русского слова, обратимся к Далю. «Душа – бессмертное духовное существо, одаренное разумом и волею; в общем знач. : человек, с духом и телом; в более тесном : человек без плоти, бестелесный, по смерти своей; в самом же теснейшем : жизненное существо человека, воображаемое от тела и от духа, и в этом смысле говорится, что и у животных есть душа. Душа также – душевные и духовные качества человека, совесть, внутреннее чувство и проч. Душа есть бесплотное тело духа ». Нелишни для нас будут пословицы и поговорки, приводимые Далем в этом словарном гнезде: «Отдать Богу душу – умереть. Положить за кого душу – пожертвовать жизнью. Заложить за кого душу – ручаться в важном деле. Искать чужой души – хотеть погубить ближнего. На душе легко, тяжело – спокоен и весел, озабочен и грустен. У меня душа не на месте – боюсь, тревожусь. Отвести на чем душу – отдохнуть, утешиться. Отпусти душу на покаяние – не губи напрасно, дай пожить. Жить с кем душа в душу – мирно, дружно, любовно. У меня дело это на душе лежит – совесть упрекает или забота не дает покою. Это на твоей душе – ты виноват, дашь за это Богу ответ. Покривить душой – поступить против совести. Душа замирает – лишаюсь чувств, памяти, теряю сознание».

Душа здесь предстает как некое существенное единство , а определение «двоедушный» указывает на серьезное повреждение человека, на раскол личности , на ее дезинтеграцию, или, как минимум, на наличие маски , личины . Но такое представление вовсе не единственно существующее.

В целом ряде религиозных систем мы встретимся с восприятием человека как конгломерата душ с разной посмертной судьбой. Древние египтяне, например, насчитывали у человека не менее шести «душ» – «жизненных сил»: Рен, Ах, Шуит, Ка, Ба, Сах . Вероятнее всего их было семь: по аналогии с семью цветами радуги, на которые разлагается луч белого света: белый луч составляют семь разнородных сущностей, вместе складывающихся в совершенное единство, уникальное, непредвиденное, непредсказуемое на основании входящих в него составляющих. Каждая их этих сущностей в свою очередь могла рассматриваться как семисоставная (семь Ах было у фараонов).

Рен – истинное имя человека, таимое, скрываемое в жизни за именами-кличками (то есть – данными, чтобы «кликать», окликать, звать человека и не имеющими отношения к его истинной сущности). Истинное имя, как уже говорилось, давало знающему его беспредельную власть над тем, кому оно принадлежало; знающий истинное имя мог убить его носителя, овладеть его волей, исцелить его от смертельной болезни. Истинное имя обеспечивало пребывание человека (бога, вещи) в области существования , поэтому даже гробницы охранялись и сохранялись до тех пор, пока Рен владельца не был забыт, не был стерт временем со стен последнего обиталища и из сердец живущих. После исчезновения Рен, умерший считался «приобщившимся к божеству» и «раздающим камень людям» – то есть уже не нуждающимся в сохранении для себя места обитания в области существования, не нуждающимся в материальном «наполнителе» для своего образа. Именно имя делало в области явлений вещь тем, что она есть. Поэтому скульпторы порой высекали Рен царствующего фараона на статуях его далеких предшественников, стесав прежний Рен, – и статуя становилась образом правящего властителя (См.: И.В. Рак . Мифы Древнего Египта. СПб., 1993. С. 152-153).

Ах – буквально «Просветленный», «Блаженный». Эта душа изображалась в виде хохлатого ибиса. Связанные с ней, также как и с Шуит («тенью») обряды практически неизвестны.

Ка – «Двойник» – помещавшийся в гробницу в виде статуэток, на рельефах он изображался темным силуэтом. Именно для Ка строились гробницы и для Ка доставлялись туда вещи для житья и еда (или – рисовались на стенах). Ка, будучи лишенным своего места, может стать темным блуждающим духом-мстителем, вторгающимся в мир живых. Именно с Ка связаны сказания о «проклятии пирамид». Ка – как бы «параллельный человек»: тот, кто, когда мы приближаемся к зеркалу, «подходит к нему с другой стороны». Египетский город делился Нилом на две части: на город живых и город мертвых, город Ка. «Двойник», очевидно, не присутствует в существовании одновременно с живущим человеком, находясь «за чертой», но когда человек умирает, «переходит черту», Ка выступает в существование. Черта всегда сохраняется между человеком и «Двойником».

Ба изображалась в виде сокола с головой человека и оживляла Сах (тело, мумию). Она вылетала из тела, и человек умирал, но пока сохранялась мумия (Сах), Ба было куда вернуться. На случай повреждения Сах, создавались статуи, обладающие портретным сходством – чтобы Ба могла их узнать, - нетленные заместители Сах. Так – вследствие насущной, практической потребности – возникает скульптурный портрет и портрет живописный, снимавшийся еще при жизни человека с тем, чтобы быть вставленным в погребальную пелену.

Ученые отмечают непоследовательность египетских текстов в описании посмертной судьбы человека: «с одной стороны, царственному покойнику гарантируется спокойное существование в его гробнице, с другой – его душе (Ба) и его двойнику (Ка) предоставляется возможность покинуть гробницу, сблизиться с великими богами и пребывать в их обществе в потустороннем мире. Эти две диаметрально противоположные, даже взаимоисключающие тенденции сосуществуют на протяжении всей египетской религии. Более того, с течением времени они сливаются в единое, внутренне противоречивое целое. В этом, конечно, нет логики, но представления египтян о потусторонней жизни не та область, в которой плодотворны поиски последовательности»(М.А. Коростовцев . Религия Древнего Египта. М., 1976. С. 204-205).

Однако, возможно, дело в том, что Ба и Ка по очереди пребывали в гробнице и в «мире богов» или на «полях Иалу» («тростниковых полях»), одновременно переступая черту, разделяющую миры, в результате чего человек как бы все время находился в гробнице, но и все время пребывал в «мире богов». Так же как Сах можно было заменить «нетленным образом», можно было изобразить и все необходимое для житья – «нетленные образы» нужных вещей навеки снабжали умершего всем «благопотребным», «оживая» вместе с ожившей Сах или ее заместителем.

Как конгломерат душ, одни из которых уходят в верхний или нижний мир, а другие остаются некоторое время «доживать» после смерти тела в мире живых, воспринимается человек и в шаманизме. Душа живого человека может «потеряться», что влечет за собой продолжительную болезнь (очевидно – имеется в виду, что утрачивается одна из душ, и тем, какая именно душа утрачена, будет определяться характер болезни). Задача шамана в этом случае – отыскать и вернуть «заблудшую» душу. Души детей особенно склонны «гулять сами по себе»; в Сибири можно наблюдать следующую картину: собирая детей из леса в лодку, отец продолжает выкликать их имена даже тогда, когда все уже сидят на месте. Это он призывает души детей, которые могли увлечься и не явиться вовремя. Во избежание потери детские души можно «сдать» на воспитание шаману, и он поместит их в безопасном месте верхнего мира, в «комнате», где будет наблюдать за ними и кормить их. Дети будут здоровы и благополучны, пока шаман в «верхней комнате» хорошо следит за их душами.

Буддизм считает, что «человек», «я», «душа» есть только условное название совокупности различных составных частей: материального тела (кая ), нематериального ума (манас или читта ), бесформенного сознания (виджняна ), или пяти скандх (групп изменяющихся элементов): телесной формы (рупа ), чувств (ощущений) удовольствия, страдания и безразличия (ведана ), восприятия (распознавания), включающего в себя понимание и именование (санджня ), предрасположения или стремления, порождаемого впечатлениями прошлого опыта (кармический импульс) (самскара ), сознания самого себя (виджняна ). Человек состоит из этих частей, подобно тому как телега состоит из колес, оглоблей, осей и т.д. Когда сняли оглобли, убрали колеса, сломали оси – где тогда телега, - спрашивает буддизм. Существование души определяется наличием этой совокупности, когда совокупность распадается, душа перестает существовать. Поэтому совсем неверно говорить о концепции переселения душ применительно к буддизму. Что сохраняется для последующего существования (или, вернее, что порождает последующее существование) – это кармический импульс, не сведенный к нулю баланс предыдущего существования, становящийся основой новой совокупности, новой «телеги».

Таким образом, далеко не во всех культурах человек обладает (или – ощущает себя обладающим) личностной цельностью. Только образ Божий, образ Божества-личности, стоящий за сочетанием случайных человеческих свойств, интегрирует душу человека, собирает ее, сохраняет от распадения, сберегает для вечности.

Отсюда следует, что понятие личности вовсе не является присущим всем культурам, но оказывается редким, можно сказать, уникальным, специфически христианским, в отличие от понятия индивидуальности . Индивид (от лат. in – не, divido – разделяю, делю) – неделимое, то же, что греческое «атом», предел деления рода, воплощающегося в ряде однородных существ, характеризующихся тем, что в них существуют полные наборы родовых свойств. Индивид определяется по отношению к общей природе как ее частное проявление. Свойственное нам восприятие индивида как автономного субъекта – следствие представлений о личности, возникающих в христианской культуре – заимствуется ныне нехристианскими культурами из культур, по происхождению христианских, но совершенно несвойственно самим нехристианским культурам. Если наше восприятие индивидов можно изобразить примерно следующим образом:

то в восприятии иных культур это будет выражено скорее так:

Человек здесь лишь представитель рода, лишь конкретное проявление, репрезентация некоей «человечности», единой и цельной в своем существе, а вовсе не автономное существо. Точно так же и любое другое существо оказывается в этих культурах лишь представителем единой общей природы, и о «личности» здесь можно было бы говорить, лишь применяя это понятие к общей природе индивидов.

Примерно такое восприятие мира предполагает Дж. Уилсон у древних египтян: «Текучий характер египетских представлений и тенденция к синтезированию самых различных элементов привели некоторых египтологов к мысли, что египтяне были на самом деле монотеистами, что все боги были включены в одного единственного бога. Сейчас мы приведем текст, который на первый взгляд кажется важнейшим документом в защиту тезиса о монотеизме. Но нам хотелось бы предварить его утверждением, что речь здесь идет не о едином боге, но о единой природе явлений, наблюдаемых во вселенной . В отношении богов и людей египтяне были монофизитами: много богов и много людей, но все в конечном счете одной природы» (Г. Франкфорт, Г.А. Франкфорт, Дж. Уилсон, Т. Якобсен . В преддверии философии. Пер. с англ. Т. Толстой. СПб., 2001. С. 86). Аналогичное мировосприятие приписывает Т. Якобсен древним обитателям Месопотамии: «Сказав, что для жителя Месопотамии явления природы были одушевлены, персонифицированы, мы многое упростили. Мы завуалировали то потенциальное различие, которое он ощущал. Не совсем верно было бы сказать, что каждое явление было личностью, лучше сказать, что воля и личность присутствовали в каждом явлении – в нем и в то же время как бы за ним, ибо единичное конкретное явление не могло полностью очертить и выявить связанную с ним волю и личность (…). Житель Месопотамии чувствовал, что в огромном числе индивидуальных явлений – конкретных кусках кремня, конкретных тростинках – он сталкивается с единой личностью. Он чувствовал, что существует как бы общий центр всех сил, наделенный особой индивидуальностью и сам по себе являющийся личностью. Этот личностный центр пронизывал все конкретные явления и придавал им те свойства, которые мы в них различаем: все куски кремня – “Кремень”, все тростинки – Нидаба и т.д.» (Там же. С. 167 – 169).

О чем-то очень похожем в связи с австралийцами пишет А.Б. Зубов: «Запреты на разглашение тайных отношений с “предком” столь строги, что антропологи до сих пор не могут точно воспроизвести механизм соединения индивидуальной души человека с духом “предка” в вечности. То ли это растворение и утрата личности, то ли сохранение. То ли личность австралийца на онтологических глубинах вообще не индивидуализирована и он ощущает себя лишь эмпирическим проявлением “тотема”» (А.Б. Зубов . История религий. Книга первая. М., 1997. С. 209).

Обособленное, автономное, отрезанное, отсеченное от общей природы существование индивида, существование индивида «самого по себе» возможно лишь в христианской по происхождению культуре. Ибо Христос принес «не мир, но меч» для того, чтобы отсечь человека от родового корня, чтобы каждый за себя и для себя, а не как член рода и народа, определил, в какую общность он входит («Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух, и двое против трех: отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери и дочь против матери; свекровь против невестки своей. И невестка против свекрови своей» (Лк. 12, 51-53)).

Таким образом, это обособленное существование должно было явиться как бы переходным моментом, необходимым для самоопределения, для включения себя в новую общность, для «привития к небесной маслине». И однако культура, оставшаяся христианской лишь по своим корням, избрала то, что мыслилось как переходный момент, в качестве формы постоянного существования. Существование индивида «самого по себе» называется самостью и противопоставляется не только родовому существованию индивида, но и личности . При этом для многих в пределах даже христианских по происхождению культур существует некая нерасчлененность, неотчетливость понятий, смешение «личности» и «самости». Однако разграничение этих понятий – совсем не отвлеченный философский вопрос, но нечто, насущно необходимое нам в самой повседневной жизни.

В чем истоки такого смешения (или, точнее, упорства в этом смешении)? Это видно из крайних точек, между которыми располагается сегодняшняя публицистика. Эти две точки – социум и личность. Любая объединяющая идея считается принадлежностью социума. Сторонники «личности» зовут разойтись «по кухням», удовольствоваться локальностью своего бытия, не стремиться ни к какой «социальной общности». Мы знаем, как плохо было «личности» в «коллективе». Но теперь мы уже начинаем понимать, что личности плохо и «на кухне» (теперь, когда «кухня» уже стала символом частности и уединения, ведь когда-то (так недавно!) она была символом общности). Личности там, оказывается, одиноко, она начинает ощущать некоторую затерянность, некоторую необязательность собственного существования. А это личности противопоказано.

Самость отличается уже тем, что такой необязательности она просто не в состоянии ощутить. Самость – от «сам», «самый» – во-первых, утверждает свою самостоятельность (в смысле самообоснованности) и отдельность и, во-вторых,– превосходство (самый-самый-самый...). Са­мость особенно-то не будет ущемлена и в коллективе – ведь там вполне можно сохранить свою отграниченность и превосходство, ибо эти качества совсем не предполагают исключительности, напротив, они предполагают как раз «включительность»: для того, чтобы быть «самым-самым-самым...», нужно, чтобы другие были как ты, но только похуже. То есть нужна общая основа для сравнения, включенность в общий ряд.

Самость не затоскует «на кухне», ибо для нее место, где она находится,– центр мироздания, и она-то уж постарается заставить мироздание вертеться именно вокруг этого центра. Да и некогда тосковать, надо быть самым-самым (раньше это значило одно, теперь – другое, но существо самости от этого не изменилось).

Личность (лик, лицо, облик...) – как раз и обладает исключительностью. Собственно, личность – это именно исключительное в человеке, то, что свойственно лишь ему од­ному . Мы знаем о ранимости личности, об уязвимости непохожести. Но ведь это свидетельствует как раз об отсутствии отграниченности. Уязвимое место – место незащищенное, открытое, место, где границы, отсутствуют, вход, проход. Личность в человеке – то, что больше всего страдает от одиночества. И это так понятно – ведь именно до тех пор, пока качества повторимы, люди могут быть самодостаточными (и взаимозаменяемыми!). Именно личность разбивает иллюзию взаимозаменяемости, но она же и тоскует, требуя включенности, указывая на необходимость общности (именно в силу своей исключительности – ведь этого больше нигде нет! ).

Но вот опять вопрос: включенности – куда? Если истинна альтернатива: коллектив – обособленное существование, если третьего не дано, то личность в каждом из нас обречена на страдание, а главное – на сознание своей никчемности, ненужности. Потому что личность (в отличие от торжествующей самости) не может найти обоснование ни в себе самой, ни в «объединяющей идее». И абсолютную ценность личности невозможно установить, исходя из того или другого. Ибо в первом случае она – уникальный, но единственный осколок – и неизбежно обречена на уничтожение, а во втором случае она и вовсе – лишнее, необязательное (можно оставить, если не мешает объединяющей идее, но если вдруг помешает...).

Но альтернатива неистинна. Есть третья возможность – возможность всеобщности, всеохватности, когда значение абсолютной ценности получает не «я», не «социум», но «мир», и обязательно – «весь мир». Личность и есть то, что входит как неповторимая часть во всеобщность мира. Личность – т. е. уникальность каждого – то, без чего нет возможности состояться этой всеобщности, этой целостности. Это то, без чего не будет целого мира . То есть не будет целого мира, а будет мир ущербный, лишенный какой-то своей части. А поскольку все части – неповторимы, не взаимозаменяемы, то мир будет ущербным навеки. Только так устанавливается абсолютная ценность личности. И только в этой включенности в целое личности хорошо – ибо это ее место. И именно этой включенности препятствует самость, заставляя занимать не то единственное, тебе свойственное место, а самое-самое, заставляя вступать в борьбу с тем, с чем личность ищет любовного единения. Заставляя чувствовать себя не незаменимой частью целостности, где каждая часть незаменима, но бегуном на дорожке, в конце которой пьедестал – и только три места, а остальные окажутся за бортом.

Самость и личность – не просто разные понятия и явления. Это понятия и явления противоположные . И если самость – это то, что можно и должно ограничивать и преодолевать в себе – для того, чтобы дать возможность существовать личности (прежде всего – своей же), то личность нельзя ограничивать (по самой ее природе – она стремится, чтобы не было границ между ней и другими), ею нельзя поступаться – и, понятно, не только «ради себя». В этом другой – ограничительный – смысл второй Евангельской заповеди: люби ближнего своего как самого себя – не меньше; но и не больше . Это не такое уж ненужное, как может показаться, ограничение. Мы как-то не умеем соблюдать меру (а это именно мера ), мы уж или любим меньше, подминая другого под себя, сламывая его личность в угоду своей самости, или уж больше – и тогда готовы отказаться от всего в себе, от того, от чего можно отказываться, и от того, от чего отказываться нельзя ни в коем случае – в угоду самости любимого. Но здесь нам сказано, что любящий и любимый, и каждый вокруг нас – равноценны , ибо их ценность бесконечна для всех, для общей целостности бытия. А больше самого себя можно любить только Бога – ибо Он не требует отказа от себя, т. е. от личности своей, а наоборот, для Него нужна развившаяся в высшей степени личность, ибо Он – основа и осуществление целостности – как и она. Можно сказать, что личность – это место, где из человека глядит Бог, или – где в человека глядится Бог, ибо каждый из нас отражает какую-то неповторимую черту Божьего Лика. Мир – зеркало Господне, и понятно, что образ Божий будет ущербен, если в целом мира не достанет хоть одного из нас. Личность – в противоположность индивидууму – определяется не в горизонтали земной тварной природы, но через вертикаль, соединяющую взгляды души и Бога. Только этой вертикалью интегрируется душа, распадающаяся в горизонтали на бесчисленные «тени» и «двойников». Личность – снова открытая граница обособленного индивидуума, новый корень, укореняющий его уже не в земной природе, но в небесах.

Отсюда понятно и то, что личность не может ущемлять другую личность – они могут не совпадать, «не ложиться» рядом – как осколки с разных краев блюдца (или зеркала) – но это значит только, что они и не должны быть вместе, а только – встретиться и улыбнуться друг другу.

Тесно связаны между собой – и радикально различаются в разных культурах – понятия реальности , жизни и смерти , бытия и существования , истины и кажимости . Понятие реальности представляется нам не требующим объяснений, само собой разумеющимся. Чаще всего мы понимаем под реальностью нечто, обо что можно стукнуться лбом, мы опознаем реальность как преграду нашим волениям и желаниям, как сопротивление материала, как нечто, независимое от нас. Это в какой-то степени выражено и во внутреннем значении слова, если предположить, что слово «реальность» образовано от лат. re- (приставка обратного или повторного действия) alius (другой (в смысле – любой другой, другой из многих), что можно примерно перевести как обратный или противодействующий любому другому . Но это можно перевести и как и еще другой , в собирательном смысле, и тогда реальной перед нами предстанет уже не единичная вещь, но нечто, проявляющееся во всех вещах, или именно совокупность вещей. Но re можно понять и как abl. (творительный падеж) к res (вещь, предмет; мир, вселенная, природа; действительное положение, сущность, суть), и тогда «реальность» сможет быть прочитана как «другая вещь», «иная природа», «иной мир».

Чрезвычайно многие культуры воспринимали и воспринимают реальность как то, что нам не дано в повседневном существовании, как нечто, противоположное ему, противопоставляя существование бытию . Бытие – реальность, не доступная нам непосредственно, скрытая существованием, как вещь покрывалом (отсюда знаменитое индуистское и буддистское «покрывало майи»), или отбрасывающая существование как свою тень. Бытие – истина , существование – лишь кажимость . Знаменитый русский философ и поэт, Владимир Соловьев (1853–1900), так писал об этом:

Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами,

Только отблеск, только тени

От незримого очам.

Милый друг, иль ты не слышишь,

Что житейский шум трескучий -

Только отклик искаженный

Торжествующих созвучий?

(Вл. Соловьев . «Милый друг, иль ты не видишь...», 1892)

Можно сказать, что это стихотворная вариация на тему самого знаменитого в истории европейской культуры текста, говорящего о соотношении существования и бытия, о реальности, далеко не сводимой к области нашего повседневного опыта, - «Символа пещеры» Платона (427–347 до н.э.) (этот текст открывает седьмую книгу его «Государства» (здесь приведен в пер. А.Н. Егунова)):

«- После этого, - сказал я, - ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию… Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

Это я себе представляю, - сказал Главкон.

Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

Странный ты рисуешь образ и странных узников!

Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?

То есть?

Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не сочли бы они, что дают названия именно тому, что видят?

Клянусь Зевсом, я этого не думаю.

Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов.

Это совершенно неизбежно.

Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы все это у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.

Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы приобрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную проходящую перед ним вещь и заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?

Конечно, он так подумает.

А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза и не отвернется он поспешно к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?

Да, это так.

Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят.

Да, так сразу он этого бы не смог.

Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем – на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом – на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.

Несомненно.

И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других ему чуждых средах.

Конечно, ему это станет доступно.

И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве, и что оно же каким-то образом есть причина всего того, чтó этот человек и другие узники видели раньше в пещере.

Ясно, что он придет к такому выводу после тех наблюдений.

Так как же? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и товарищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?

И даже очень.

А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, чтó обычно появлялось сперва, что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен? Или он испытал бы то, о чем говорит Гомер, то есть сильнейшим образом желал бы

…. как поденщик, работая в поле,

Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный

и скорее терпеть что угодно, только бы не разделять представлений узников и не жить так, как они?

Я-то думаю, что он предпочтет вытерпеть все что угодно, чем жить так.

Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?

Конечно.

А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут – а на это потребовалось бы немалое время, - разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?

Непременно убили бы.

Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, - это подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль – коль скоро ты стремишься ее узнать, а уж богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага – это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она – причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама – владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни.

Я согласен с тобой, насколько мне это доступно.

Тогда будь со мной заодно еще вот в чем: не удивляйся, что пришедшие ко всему этому не хотят заниматься человеческими делами; их души всегда стремятся ввысь. Да это и естественно, поскольку соответствует нарисованной выше картине.

Да, естественно»(Платон . Собрание сочинений в четырех томах. Т. 3. М., 1994. С. 295–298).

Платон утверждает реальность идеи преимущественно перед реальностью вещей, называя последние всего лишь отражением идеи в разных чуждых ей средах. Он, однако, поясняет, что эти отражения (то есть вещи) проще видеть людям, чье зрение замутнено привычным мраком их среды обитания (где они могут видеть только тени вещей), когда эти люди впервые выходят на свет идей. Истина, таким образом, часто даже тем людям, которые стремятся к ее познанию, доступна лишь в форме кажимости.

Но тем, кто к познанию не стремится (а таких большинство, потому что устремленность к познанию связана с рядом тяжелых лишений и неудобств, ибо разрушаются все привычные человеку условия существования), так вот, тем, кто к познанию не стремится, охотно оставаясь в области привычного , вообще доступны лишь тени от изображений, тени подобий, которые они и принимают за реальность. Платон в своем символе весьма категоричен: в том, что входит в область привычного человеческого существования, нет никакой реальности.

Отрицать реальное в очевидном (признавая при этом истину в словах об очевидном ) будет буддист. «Каждый раз, когда приходил монах Сайгё , начинался разговор о стихах. У меня свой взгляд на поэзию, - говорил он. – И я воспеваю цветы, кукушку, снег, луну – в общем, разные образы. Но в сущности все это одна видимость, которая застит глаза и заполняет уши. И все же стихи, которые у нас рождаются, разве это не Истинные слова? Когда говоришь о цветах, ведь не думаешь, что это на самом деле цветы. Когда воспеваешь луну, не думаешь, что это на самом деле луна. Представляется случай, появляется настроение, и пишутся стихи. Упадет красная радуга, и кажется, что пустое небо окрасилось. Но ведь небо само по себе не окрашивается и само по себе не озаряется. Вот и мы в душе своей, подобно этому небу, окрашиваем разные вещи в разные цвета, не оставляя следа. Но только такая поэзия и воплощает Истину Будды» (Японские дзуйхицу. СПб., «Северозапад», 1998. С. 520 – 521).

Характерно, что отрицать реальное в очевидном (почти теми же словами) будет и современная секулярная наука (то, что нам представляется цветом, есть лишь разной длины волны, то, что мы слышим как звук, есть лишь разной длины волны), и поэзия, настоянная на философии Нового времени (в данном случае – на философии Иммануила Канта)

Вдали иного бытия

Звездоочитые убранства…

И вздрогнув, вспоминаю я

Об иллюзорности пространства.

(Андрей Белый . Под окном // Урна. М., 1908)

Читая текст Платона, невозможно не вспомнить об уже обсуждавшемся нами эзотерическом толковании мифа о Нарциссе. Реален дух за пределами мира форм, то есть за пределами существования, в бытии. Но когда он, соблазненный возможностью обрести форму, явиться во плоти, ниспадает в существование, он оказывается заключенным в несвойственной ему среде, во тьме, он оказывается узником пещеры, забывая все, что ему свойственно и присуще, и он сидит, прикованный к скамье, не могущий даже головы повернуть, воображая, что это и есть настоящая жизнь. Тут и встает вопрос, задаваемый и положительно разрешаемый столь многими культурами, вопрос, который так сформулировал греческий трагик Еврипид (ок. 480–407 или 406 до н.э.): «Кто знает, может, жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь».

Если истинное бытие доступно нам лишь за пределами мира форм, кажимости, «покрывала майи», и лишь в той степени, в какой мы оказываемся не вовлечены в существование, не подвержены страстям, которые и держат нас, как гири в болоте, в материальном, если мы входим в истинное бытие, лишь освободясь от привязанностей («нирвана» в буддизме и значит буквально «угасание», угасание привязанностей), и если главный способ для такого вхождения в истинное бытие есть недеяние – то и в самом деле жизнь – это смерть, а смерть – это жизнь.

Все материальное есть прах, оно мимолетно в любой своей оформленности, в любой конкретной вещи, вечна лишь единая материя, перетекающая из формы в форму, как океан, вечна лишь игра форм на поверхности этого океана; все, что утверждает себя как отдельно существующее, заблуждается самым жалким образом, оно будет неизбежно и равнодушно поглощено единым; такова, впрочем, и судьба отделившихся от духа частиц, заплутавших, завязших в материи: вновь слиться с единым духом (но ведь можно сказать – и быть поглощенными им).

Павел Флоренский (1882–1937; русский математик, философ, богослов, священник) говорит о философии Древней Греции: «Мысль о “несправедливости индивидуального существования” и о смерти, как о процессе возвращения в первичное общее бытие, в более или менее расчлененном виде высказывалась многими греческими философами или, точнее сказать, почти всеми ими подразумевалась. По-видимому, она была основною в том сложном идейном целом, которое отражало и возбуждало переживание мистерий. Весьма вероятно, что мысль эта – восточного происхождения, хотя она могла бы быть и вполне автохтонной (от греч . αυτόχθων – туземный, местного происхождения. – Т.К. ), ибо снятие личной ограниченности и хмелевой восторг слияния со всем бытием, производимый мистериями, сам по себе достаточен, чтобы дать родиться мысли о греховности индивидуального существования и о блаженстве, а потому и первобытной святости бытия вне себя. Эту мысль особенно определенно выскажет Анаксимандр: “...Неправда есть обособление, взаимное противоположение, отделение; правда торжествует в уничтожении всего обособившегося, отдельные вещи возвращаются к своим элементам. Но эти последние поглощаются беспредельным, в недрах которого рождаются и уничтожаются бесчисленные миры”»(Павел Флоренский. Столп и Утверждение Истины. Опыт православной феодицеи в двенадцати письмах. М., 1914. С. 654–655).

Но если нет правды в мире форм, в отдельных вещах, если истинное бытие состоит в полном слиянии с некиим единым, в утрате всего, что делает «меня» «мной», то почему же мы так больно и нежно привязаны к обреченному и мимолетному? Совсем ли в этом нет никакой правды? Восторг вызывает слияние со «всем», но ведь при этом должен быть тот, кто этот восторг способен испытать? Или этот восторг – лишь мгновенное упоение «бездны мрачной на краю», счастье перед уничтожением, счастье, достигаемое в миг растворения мимолетного в вечном?

Языческие религии говорят о вечности материи и стихий, стихийно-материального потока, кружащего вихрем за миром форм и созидающего своим кружением все новые и новые формы, разрушая прежние (уроборос). Хмелевой восторг слияния со всем в них часто понимается как восторг возвращения в хаос, восторг, испытываемый от сокрушения форм, сковывающих стихии.

Дуалистические религии (а это, в том числе, и эзотерические учения многих языческих религий) признают мир духа трансцендентным (внеположным) материальному миру, а материальный мир опознается в них как «злая жизнь», агрессор, заключающий в свои объятья дух, удерживающий его, как в цепях, как в клетке, не выпускающий захваченные частицы духа, стремящиеся вернуться в свою область мироздания, стремящиеся воссоединиться с миром духа.

Соответственно, отношение последователей таких религий к материальному миру разрушительно, материальный мир, в том числе, собственное тело, держащее дух в заложниках, нужно, с их точки зрения, разрушать всеми возможными способами – от крайнего аскетизма до крайнего разврата – чтобы выпустить дух из клетки. Крайние формы разврата и распущенности практиковались в таких религиях как способы изживания привязанности ко всему земному, их надо было все испробовать, чтобы потом освобожденный дух не попался уже не в одну из ловушек манящей его плоти, чтобы ничто земное его не смутило. Предавались ли посвященные аскезе или разврату – предметом их поисков был путь за пределы области своего существования .

Однако, как мы уже упоминали, христианство превращает «клетку для души» в «храм для духа» благодаря догмату Боговоплощения. Христианство свидетельствует, что в тлеющий и разлагающийся, в разрывающий и уничтожающий сам себя мир, утративший всякую реальность, входит Господь, воссоединяя Своим Рождеством время с вечностью, бытие с существованием, делая кажущееся проводником к истинному, возвращая жизнь в пределы жизни. В христианстве Господь воплощается на земле, чтобы разогнать морок иллюзий, становится Человеком, чтобы явить истинные достоинство и реальность человека, воссоединяет вечность со временем – чтобы время и происходящее в нем (мимолетное!) обрели реальность, рождается во плоти, чтобы подтвердить истинность и ценность всякой плоти этого мира.

Удивительна реальность Человека Иисуса, реальность Его двуприродности, неслиянного и нераздельного соединения в Нем Бога с человеком. Недаром христианство так сражалось с родившимися в нем ересями – монофизитством (букв. «единоприродностью», утверждавшим присутствие только божественной природы во Христе) и докетизмом (от греч. δοκέω – кажусь, утверждавшим призрачность Богочеловека; Христос, по словам этого учения, только казался человеком, Его тело лишь казалось телесным): они в пределе сводили реальность рождения Богочеловека к присутствующим во всех остальных религиях явлениям богов (интересно, что одна из основных сект монофизитства назвалась противниками нетленно-призрачниками или фантазиастами , что отмечает суть уклонения – от реальности в фантазию, «воображение»). Очень существенно, что буддизм, наоборот, в отличие от христианства, свидетельствует о нереальности воплощения Будды как «исторического» лица: проповедь Будды людям происходит в «превращенном [человеческом] теле [Нирманакая]», а Нирманакая буквально значит «Тело Призрачное», имеются в виду «временные манифестации будд на уровне человеческого восприятия, например Будда Шакьямуни» (См.: А.Г. Фесюн . Буддийский эзотеризм // Кукай. Избранные тексты. М., 1999. С. 54, 71).

Характерно, что Иисус (в отличие, кажется, от всех остальных человекоподобных богов) ни разу не изменил человеческой природе (и более того – личностной природе), не превратился в иную вещь мира (и даже в другого человека), доказав тем самым истинность, реальность воплощения – ведь если это явление, то можно и изменить облик на любой другой – и, одновременно, «вместительность » человеческой природы: Богу ее хватило для воплощения. Этим было указано, что именно человеческая природа богоподобна (со времени грехопадения – по заданию), и именно она пролагает путь ко спасению всем вещам мира.

Интересно сопоставить со сказанным изложение О. Дешарт воззрений В. Иванова: «Если человеку свойственно восходить, то нисхождение по природе своей акт божественный: оно сказывается в разных религиях как свободное откровение самого божества. Но для мистиков Индии реальность божественных воплощений в мире не превышает реальности самого мира, не преодолевает его иллюзорности. В эллинском понятии Диониса, бог, нисходящий с неба, отдается миру, и мир его растерзывает и поглощает. Дионис рождается вновь, но тела, в которые облекается страждущий бог на время своих повторных земных появлений, являются лишь преходящими жилищами, своего рода проводниками божественной энергии; тела, передав ее миру, сами в миру растворяются. «Палингенезис» [букв. «снова рождение»], обещанный орфиками, их возрождение мертвых – вовсе не воскресение в нашем смысле. Тело не спасается; оно служит лишь временным вместилищем души; маска есть ритуальная идея дионисийства, как метаморфоза есть его мифологическое выражение. Одно лишь христианство славит нисхождение Сына Божия и его κένωσις (exinanitio) [букв. “опоражнивание”, “опустошение”, “истощение”] не как акт повторный, недостаточный, а как свершение единственное и окончательное. “Совершилось”, произнесенное приносящим Себя в жертву Богочеловеком, возводит людей в сан сынов Божиих и спасает всю землю от рабства смерти» (О. Дешарт . Введение // Вячеслав Иванов. Собрание сочинений. Т. 1. Брюссель, 1971. С. 109).

Как скажет поэт Иосиф Бродский, отныне «смерть это жизнь, но и жизнь это жизнь». Можно сказать, что христианство – это единственный подлинный материализм, ибо оно утверждает истинность не просто материи, но и ее «форм», свидетельствуя о воскресении в теле и об обновлении земли и небес. Митрополит Сурожский Антоний так говорит об этом: «Профессор Франк, кажется, в одной из своих рецензий сказал, что единственный подлинный материализм – это христианство, потому что мы верим в материю, то есть мы верим, что она имеет абсолютную и окончательную реальность, верим в воскресение, верим в новое небо и новую землю, не в том смысле, что все теперешнее будет просто уничтожено до конца, а что все станет новым; тогда как атеист не верит в судьбу материи, она – явление преходящее. Не в том смысле, как буддист или индуист ее рассматривает, как майю, как покров, который разойдется, но как пребывающую реальность, которая как бы пожирает свои формы: я проживу, потом разойдусь на элементы; элементы продолжают быть, меня нет; но судьбы в каком-то смысле, движения куда-то для материи не видно, исхода нет» (Антоний, митрополит Сурожский . Человек перед Богом. Изд. «Паломник», 2000. С. 46).

В христианстве Бытие не уничтожает существования: напротив, общением с Бытием, постоянным присутствием Бытия в существовании утверждается в вечности столь дорогое нам мимолетное. «Мы не можем без недоумения думать о Воплощении: как оказалось возможно, что человеческая плоть, материя этого мира, собранная в теле Христовом, могла не только быть местом вселения Живого Бога – как бывает, например, храм – но соединиться с Божеством так , что и тело это пронизано Божественностью и восседает теперь одесную Бога и Отца в вечной славе? Здесь прикровенно открывается перед нами все величие, вся значительность не только человека, но самого материального мира и неописуемых его возможностей – не только земных и временных, но и вечных, Божественных. И в день Преображения Господня мы видим , каким светом призван воссиять этот наш материальный мир, какой славой он призван сиять в Царстве Божием, в вечности Господней… И если мы внимательно, всерьез принимаем то, что нам здесь открыто, мы должны изменить самым глубоким образом наше отношение ко всему видимому , ко всему осязаемому ; не только к человечеству, не только к человеку, но к самому телу его; и не только к человеческому телу, но ко всему, что телесно вокруг нас ощутимо, осязаемо, видимо… Все призвано стать местом вселения благодати Господней; все призвано когда-то, в конце времен, быть вобрано в эту славу и воссиять этой славой»(Митрополит Сурожский Антоний . Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Проповеди. Издание второе, дополненное. Клин, 1999. С. 41).

Итак, вне христианского опыта временное и вечное жестко противопоставлены как небытие (существование) и бытие (Несуществование) – это противопоставление снимает христианство, и, очевидно, именно здесь лежит его изначальный конфликт с язычеством. В связи с этим можно вспомнить об обвинениях язычников первым христианам: утверждалось, что христиане поклоняются ослиной голове (осел – символ плоти, тела; вспомним хотя бы «Золотого осла» Апулея (ок. 125 – ок. 180), которого охотно читал юноша Пушкин, и знаменитое «брат мой осел» – обращение к своему телу великого католического святого Франциска Ассизского). Для язычников и христиан был ясен предмет спора и обвинений, часто ускользающий от нас сейчас из-за невнятности нам общего для них символа. Христианам вменялось поклонение плоти , мертвой и тленной плоти - они же свидетельствовали о воссоединении плоти всего мира с Тем, от Которого она была отторгнута в акте грехопадения, о просветлении, спасении и воскресении плоти - и это было совсем новым и неприемлемым в их учении, тогда как о посмертном бытии души языческие Таинства давно свидетельствовали. Христианство дорогой ценой , ценой жертвы Господней, дарует субстанциальность мимолетному.

Одним из самых странных и чудных слов является слово свобода . В язычестве понятие «свободный» в сущности равнозначно понятию «человек». «Раб» находится за пределами «человечества». «Свобода» означает существование внутри соответствующей культуры и соответствующего культа. То есть свобода – это нахождение человека в правильном месте и в правильной связи со всем остальным мирозданием. Свобода – правильная включенность в тотальную причинность (в сущности, почти аналогичное определение свободы дала атеистическая философия – «осознанная необходимость»). «Раб» потому и «нечеловек», что насильственно вырван из культуры и культа. Допуск рабов к мистериям в древнем мире расшатывает самое понятие рабства. Но только христианство вводит понятие свободы как самоопределения личности, внутреннего самоопределения, отрицающего важность внешнего состояния человека («нет раба, ни свободного» (Гал. 3:28)), ибо отныне никакое внешнее воздействие не способно отторгнуть человека от Бога. Христианство подтверждает то, о чем смутно и искаженно помнило язычество – человек потому и человек, что он свободен. Если для язычника и атеиста свобода – правильное место внутри сети отношений, то христианство сотворяет человека свободным от всяких горизонтальных отношений – до тех пор, пока его утверждает отношение вертикальное.

Свобода – единственное, что делает человека человеком, – образ и подобие Божие в нем; утраченное ныне подобие – и потому так сильна тоска по свободе и жажда ее; неуничтожимый образ – и потому в самом глухом и безнадежном рабстве (кто бы ни поработил человека: другой человек, его собственные похоти и страсти, внешние обстоятельства: беды и болезни, или, напротив, роскошь и комфорт, затягивающие как в трясину, опутывающие по рукам и ногам страхом утраты или тоской и скукой), так вот, в самом безнадежном рабстве человек ощущает вопреки всякой очевидности, что он свободен, и что если только он решится осуществить свою свободу – никто и ничто не сможет этому помешать.

При этом, однако, христианство предупреждает: свобода – не есть своеволие, также как личность – не есть самость. Свобода достигается отречением от своеволия, так же как личность обретается отречением от самости. Свобода для христианина есть хождение в воле Божией.

Что значит это странное положение: мы свободны всякий раз, когда подчиняемся воле Божией? Мы свободны до тех пор, пока подчиняемся воле Божией? У многих сразу возникает вопрос: какая же это свобода, если надо чему-то или Кому-то подчиняться? И здесь все зависит от «картинки», которая встает в сознании за этими парадоксальными, на первый взгляд, словами – «свобода в подчинении». Нам вдруг, как правило, представляется такая светлая поляна, «сад райских наслаждений», где мы резвились бы, наслаждаясь всеми предоставленными удовольствиями, но некая воля почему-то запрещает нам эти наслаждения на неясных для нас основаниях. И тогда, действительно, становится совершенно непонятно, какая же свобода, если подчинение? Но представим себе другую картинку (и здесь опять нам встречается та же двойная возможность восприятия мира – как места или как пути – которая уже послужила основой для столь многих различий в религиях языческих и религиях откровения). Представим себе, что мы идем по узкой дороге, по бокам которой – ловчие ямы и капканы, прикрытые от невнимательного взгляда всякими соблазнительными приманками. И тут становится понятно, что мы останемся свободны ровно до тех пор, пока будем подчиняться воле, требующей, чтобы мы не прикасались к этим приманкам. При такой картинке абсолютно ясно, что свобода существует только тогда, когда мы остаемся в послушании и подчинении. Любой же выход из подчинения немедленно вовлекает нас в ту или иную ловушку или капкан, надолго подчиняющие наши дальнейшие действия жесткой необходимости.

После смерти человека все его оболочки (Ка, Ба, Эб, Ах) отделялись от тела (Сах) и покидали его на 70 дней. Пока на земле парасхиты и бальзамировщики превращали Сах в мумию, энергетические оболочки странствовали в воздушном надземном пространстве, поднимались в высшие сферы, достигали Луны, Планет и Солнца.

В этот промежуток душа Ка время от времени возвращается к своему телу и следит за правильностью выполнения всех обрядов родственниками и бальзамировщиками. В противном случае Ка умершего будет оскорблено и превратится в злого духа-двойника (привидение), который будет вечно преследовать свой род, насылая бедствия на головы потомков.

Душа-Ба после смерти покидала тело-Сох и, выпорхнув через рот, отлетала на Око Ра, то есть на Солнце, где и находилась все 70 дней, до дня похорон. В это время жрецами совершался обряд поисков Ока Уджат.

Похороны мумии

Через 70 дней происходило окончательное погребение мумии. Похоронная процессия, сопровождаемая горестными стонами и плачем, переплывала Нил и высаживалась на западном берегу.

Там процессию возглавляли жрецы заупокойного культа в одеждах и масках богов Дуата. Процессия подходила к могиле или скальному склепу. У входа в вечное пристанище гроб ставили на землю, и «боги Дуата» совершали над мумией обряд «отверзания уст».

Прикосновение жезлом с наконечником в виде головы барана к губам изображенного на деревянном гробе лика Осириса возвращало усопшему его душу-Ба и создавало его Ах.

Умерший вновь обретал способность есть, пить, а главное — говорить. Ведь ему придется называть немало имен и произносить множество заклинаний по пути через Царство Мертвых в Величественный Храм Двух Истин, и там на Загробном Суде выступать с речью.

Завершив обряд «отверзания уст», жрецы относили гроб в усыпальницу и помещали его в каменный сарко фаг. У стен погребальной камеры расставляли канопы: Имсета с печенью у южной, Хапи с легкими — у северной, Дуамутефа с желудком — у восточной и Кебехсе-нуфа с кишечником — у западной.

В погребальной камере устанавливали амулеты и фигурки бога воздуха Шу, чтобы умерший не задохнулся в Загробном Царстве. В стены помещали четыре оберега, отгоняющих от покойного злых духов, возжигали четыре светоча. Затем дверь склепа опечатывали печатью некрополя, закладывали глыбами и заваливали щебенкой.

Второе рождение человека

Возвращенные к своему Сах души Ка, Ба, Эб и Ах обеспечивали магическое Воскресение умершего. Воскрешению, «второму рождению», умершего способствовали амулеты скарабея и Ока Уджат.

Все богини, связанные с деторождением (Исида, Хатхор, Рененутет, БЭС, Таурт, Месхент и Хекет), принимали участие во втором рождении умершего.

Воскреснув, покойный приходил к Вратам Дома Осириса, Первым из западных (Хенте-Аменте), у которых он должен был назвать по имени и сказать заклинания стража, привратника и глашатая. Имена их соответственно были: «Тот, кто следит за огнем», «Тот, кто склоняет лик к земле, имеющий многие лики» и «Подающий голос».

Миновав эти Врата, усопший выходил на две извилистые тропы, разделенные Огненным озером с мысами и заливами, где его подстерегали чудовища, злые духи и про чие бедствия. Пройти по тропе мимо озера могли только посвященные, которые знали заклинания и имена всех опасностей. Непосвященные становились добычей злых духов и теряли свое Сах.

По пути умерший должен был перейти 14 холмов, символизирующих 14 душ-Ка бога Ра. Незнание имен и заклинаний какого-либо божества на любом из холмов приводило к утрате умершим его души-двойника (Ка). Это вновь вовлекало душу-Ка в круг земных воплощений.

Семь пристанищ-арит символизировали 7 душ-Ба бога Ра. В ариту мог войти только тот, кто знал имена стражей, привратников, глашатаев каждого из 7 пристанищ. Не помнящий имен и заклинаний мог потерять в одном из пристанищ свою душу-?а, которая там и оставалась до следующего воплощения.

Так как у каждого пристанища было по три охранительных божества, то, соответственно, имелось по три пилона с воротами. Пройти 21 пилон мог лишь помнящий все имена и заклинания.

Зал Загробного Суда

Только миновав все вышеперечисленные препятствия, энергетические оболочки Ка, Ба, Эб, Ах умершего достигали зала Загробного Суда Величественного Чертога Двух Истин. Вход в центральный неф этого Чертога также требовал знания имен стража, привратника, глашатая, заклинаний ворот, створок, косяков, засовов и даже пола.

Войдя в центральный неф Чертога, умерший представлялся богу Ра и присутствующим богам, которые вершили Загробный Суд.

Среди богов непременно присутствовали боги Великого Сонма (Ра, Шу, Тефнут, Геб, Нут, Гор, Исида, Нефтида, Хатхор, Сет, бог божественной воли Ху и бог разума Сиа) и боги Малого Сонма (42 бога, по количеству областей-номов Египта). Умерший произносил оправдательную речь перед каждым из сонмов.

Собрание богов включало Великую Гелиопольскую Эннеаду, то есть «девятку», куда входили Ра-Атум и восемь богов, ведущих свое начало от Атума: Шу и Тефнут, Геб и Нут, Нефтида и Сет, Исида и Осирис; Мем-фисскую Триаду: Птах, Сехмет и Нефертум; Великую Огдоаду, то есть «восьмерку» богов, которые олицетворяли стихии: мужские божества с головами лягушек и их женские пары с головами змей — Хух и Хаукет, Нун и Наунет, Амон и Амаунет, Кук и Каукет; Малую Эннеаду (42 бога).

Произнеся приветствие Ра и богам, умерший в своей «исповеди отрицания» отрекался от всех грехов. Он перечислял 42 греха и клятвенно заверял богов, что не совершал их и не виновен.

Тем временем боги Тот и Анубис взвешивали душу-сознание (Эб) умершего на Весах Двух Истин. На одну чашу клали Эб, на другую — перо богини справедливости Маат. Если умерший лгал, отрицая свой грех, указа тель весов отклонялся. Если же чаши Весов оставались в равновесии, умершего признавали «правогласным».

После исповеди отрицания всех грехов умерший должен был обратиться к Малому Сонму богов, назвать по имени каждого из 42 богов и произнести «вторую оправдательную речь».

Когда собеседование заканчивалось, вперед выступали дух-хранитель Шаи, богиня Месхент, богиня доброй судьбы Рененутет и душа-проявление умершего Ба. Они свидетельствовали о характере покойного, его добрых и злых мыслях, словах и делах.

Богини Нейт, Нефтида, Исида и Серкет-скорпион выступали с оправдательной речью в защиту покойного.

Приняв во внимание результаты взвешивания души-Эб Тотом и Анубисом, свидетельства души покойного, доводы обвинителей Месхент, Шаи, Рененутет и защитников Исиды, Нефтиды и Нейт, Великая Эннеада выносила вердикт.

Провозглашение приговора

Если приговор был обвинительным, то сердце умершего отдавалось на съедение ужасной богине Амме («Пожирательнице»), чудовищу с телом гиппопотама, львиными лапами и гривой и пастью крокодила. Если приговор оказывался оправдательным, все оболочки умершего отправлялись в Святая Святых Храма Двух Истин, к престолу Осириса.

Умерший целовал порог, благословлял части двери и нефа Святыни, и представал перед Осирисом, восседав шим в окружении Исиды, Нефтиды, Маат, писаря Тота и четырех сыновей Гора в цветке лотоса.

Тот объявлял о прибытии умершего, очищенного от всяких грехов и причисленного к лику святых. Побеседовав с прибывшим милостиво, боги отправляли его в Обитель Вечного Блаженства (Поле Тростника, или Поле Удовлетворения) в сопровождении духа-хранителя Шаи. Путь в обитель блаженных духов (Ах) преграждали последние Врата, которые следовало назвать по имени и произнести заклинания бога-хранителя.

Что символизируют испытания?

С точки зрения посвященного, суть этих иносказательных описаний состоит в следующем.

Преодоление Первых Врат Дома Осириса означает окончательную смерть, в то время как невозможность миновать их предполагает либо выход из клинической смерти, либо состояние оцепенения, комы или летаргического сна. Это преграда лишь для тела-Сах и души-Ка; остальные души легко преодолевают этот предел.

Первая череда испытаний (две Тропы у Огненного озера) имела своей целью либо вернуть душу-тело (Сах) умершего в круг земных воплощений, либо избавить его от них. Опасности и чудовища, овладевающие Сах, символизируют возвращение Сах в земной мир, то есть обретение нового тела. Успешное прохождение Троп избавляет Сах от нового воплощения в телесном облике.

Вторая череда испытаний (14 холмов и их божества) имеет целью определить дальнейшую судьбу оболочки Ка (души-индивидуальности). Неудача при прохождении этих испытаний ввергала душу Ка в новое воплощение на Земле в определенный месяц в виде мужского или женского существа. Успешное прохождение 14 холмов избавляло душу Ка от возвращения в земную юдоль.

Третья череда испытаний (7 арит и 21 пилон) имела целью решить участь души-проявления Ба. Если душам умершего не удалось войти в какое-то из пристанищ, то душа Ба оставалась в предыдущей арите. Она обрекалась на вселение в нечто вещественное на одном из семи священных светил (Солнце-Земле, Луне- Земле, Сатурне, Венере, Юпитере, Меркурии и Марсе). Успешное прохождение 7 арит освобождало душу-Ба от вселения в тела на планетах.

Четвертое испытание (Загробный Суд, взвешивание души-Эб, то есть сознания, самосознания и надсозна-ния-причины) определяло участь трех энергетических оболочек, включая оболочку судьбы (того, что сегодня обозначают понятием «карма»).

Иносказательное пожирание души-сердца (Эб) чудовищем Аммой означает возвращение души Эб в круг переселения душ, скорее всего, соединение этой души с отставшими на прежних этапах испытаний душами Ба, Ка и Сах.

Успешный вход в Святая Святых Храма Двух Истин знаменует обожествление умершего, уподобление его духа (Ах) блаженным духам богов (те же Ах). Дух может остаться среди родственных ему духов Сонма Богов и стать соучастником их бытия.

Если же дух Ах преодолел Последние Врата на пути к Полю Удовлетворения, то он обретет вечное блаженство, не познает более мук переселения из тела в тело и избавляется от страданий воплощения.

Похоже, египетские посвященные указали и точное место обитания блаженных душ — Солнце. «Мистический опыт» позволил им высказать эту дерзновенную истину, на что еще не скоро отважится европейская наука (если отважится вообще?).

Возвращение энергетических оболочек человека, возникших в результате преломления и преобразования все того же солнечного излучения, к своему первоисточнику пока не подлежит научному доказательству. Несмотря на то что уже почти столетие эмпирическая наука осознает явление энергии Солнца, преобразующейся на Земле в другие виды энергии, как основу существования и развития не только общей циркуляции атмосферы, водного режима суши и моря, но всей органической природы, экспериментальное изучение этого явления все еще топчется вокруг пресловутых «биополей» и не дерзает приблизиться к сокровенной тайне «духа».

Такова древнеегипетская концепция посмертной участи душ, поражающая своей сложностью и детальной разработанностью. Ее создателями могли быть лишь великие посвященные.

Египетские народные представления о посмертной жизни

Египетские народные представления о том, какая жизнь ждала умершего на Поле Тростника, никакого отношения к жреческому мистическому опыту не имеют. Перед нами действительно примитивное описание загробной жизни как более счастливого варианта земной.

Другого невозможно было ожидать, ведь никакой великий посвященный не сможет словесно выразить то состояние, которого достигают святые духи-Ах в вечном блаженстве. Никакой человеческий язык, ни иносказательно, ни по аналогии, ни даже приблизительно, не в состоянии передать те ощущения, чувства и мысли, которые ду­х-Ах переживает в Обители Вечного Блаженства. О неизреченном возможны лишь притчи. Одну из таких притч являет собой описание Поля Тростника.

Там умершего якобы ждет такая же жизнь, какую он вел и на Земле, только избавленная от страданий и неприятностей, счастливее и лучше. Его дух ни в чем не будет знать недостатка. Семь Хатхор, бог зерна Непри, скорпион-Серкет и другие боги сделают его пашни и пастбища исключительно плодородными, стада тучными, птицу многочисленной и жирной. Все работы на полях станут выполнять работники-ушебти. Так, в сытости, довольстве, любовных утехах, пении и плясках пройдут миллионы лет блаженного бытия духа-Ах. Этот приземленный идеал явно импонировал простому люду и рабам, а посвященные не стремились опровергнуть его или предложить свою версию.

[…] Заупокойная литература всех времен египетской истории, даже вполне «низовая», говорит о том, что душа-двойник Ка умершего потребляет не сами заупокойные приношения, а насыщается их душами-двойниками. Ка умершего ест не хлеб, а Ка хлеба, пьет не пиво, а Ка пива. Душа-проявление Ба и душа-сердце Эб вообще удовлетворяются не заупокойными подношениями и дарами родственников, близких и друзей, а их благочестивой и нелицемерной памятью, заботой об умершем, их ритуальной чистотой и отсутствием злого умысла.