Свадебные незадачи царя михаила федоровича. Хлопова, мария ивановна

Брак по любви для любого правителя целой страны, как правило, непозволительная роскошь. Однако если русские цари могли жаловаться только на невозможность выбрать будущую жену, то их невестам часто приходилось гораздо хуже.

Высокопоставленные бояре травили девушек в прямом и переносном смысле, желая избавиться от неугодной особы и женить монарха на своей родственнице. И жизнь царской невесты была лишь разменной монетой в этой игре. Так кто же так хотел приблизиться к трону?

Марфа Собакина

Поиск будущей государыни - дело непростое. На Руси к нему подходили с особой тщательностью. В смотре невест участвовали дворянские девушки из всех уголков страны. Мероприятие организовывалось с размахом. Тем не менее, личная жизнь Иоанна IV Васильевича не была счастливой. Его первая жена Анастасия Романовна, как и вторая - Мария Темрюковна, умерли в молодом возрасте. Причем, царь подозревал, что они обе были отравлены боярами. В итоге 1570 году около двух тысяч претенденток на руку и сердце сорокалетнего Иоанна IV прошли жесткий отбор. Финалистками объявили лишь двенадцать. Всех этих красавиц осмотрел доктор - выпускник Кембриджа Элизеус Бомелиус. Мнение врача было важно, поскольку от здоровья будущей царицы зависит продолжение династии. Несмотря на то, что у жениха уже был официальный наследник, он хотел еще детей. Грозный царь оценивал внешние данные, манеру держать себя в обществе и умение поддерживать беседу, продемонстрированные претендентками на корону. И предпочел всем дочь обычного дворянина из Коломны Марфу Васильевну Собакину. Эту девушку официально провозгласили будущей царицей, и стали ей оказывать соответствующие почести. Это не понравилось родовитым боярам. Далеко не все из них были рады кланяться какой-то Собакиной Марфушке. Так или иначе, а 26 июня 1571 года Иоанн IV Васильевич и Марфа Васильевна обручились. Вскоре после этого невеста заболела. Прежде здоровая девушка стала чахнуть на глазах по неизвестной причине. Грозный царь не отменил свадьбу, он надеялся на выздоровление нареченной. Таинство венчания состоялось в Александровской слободе 28 октября 1571 года. Вскоре новоявленная царица умерла. Отличавшийся большой мнительностью и подозрительностью царь не сомневался, что его невесту отравили. Смерти девушке могли желать родственники первой и второй жен Грозного: бояре Романовы и князья Черкасские. Возможно, они не хотели возвышения ничем не примечательного рода Собакиных, теряя собственное влияние при дворе. Существует и другая гипотеза, согласно которой в смерти Марфы виновна ее родная мать, доверившаяся шарлатанам-колдунам. Этой версии придерживался посол Римской империи в Русском государстве Даниил Принц фон Бухау. В своем труде «Начало и возвышение Московии» он написал, что царица Марфа умерла от питья, переданного ей матерью. Якобы какие-то самозваные целители заверили женщину, что это средство поможет ее дочери стать плодовитой, выносить и родить много здоровых детей. Доверчивая мамаша, желая помочь дочери, вступающей в брак, сама сгубила девушку. Что это были за колдуны и по чьему наущению в напитке оказался яд, осталось неизвестным. Так или иначе, отец и двоюродные братья Марфы - Семен и Каллист Собакины - были казнены. Их обвинили в попытке извести царя с помощью чародейства. Дядю умершей девушки отправили в монастырь и насильно постригли в монахи. Так печально закончилась история царской невесты.

Мария Хлопова

Яд всегда являлся излюбленным средством придворных интриганов. Пострадала от него и другая девушка, которой так и не суждено было стать царицей. Речь идет о Марии Хлоповой, выигравшей смотр невест, организованный в 1616 году. Михаил Федорович, первый царь из династии Романовых, находился под сильным влиянием своей матери - инокини Марфы, которая фактически управляла государством, когда отец царя находился в плену у поляков с 1611 по 1619 годы. Конкурс на звание невесты Михаила Федоровича, в котором участвовали девушки со всей России, прошла Мария Ивановна Хлопова. По странному стечению обстоятельств она была землячкой другой царской невесты - Марфы Собакиной, и тоже была дочерью незнатного дворянина из Коломны. Это не понравилось боярам из старинных родов, у которых всегда были свои виды на холостого царя. В судьбе Хлоповой роковую роль сыграли братья Михаил и Борис Салтыковы , настроившие против невесты мать царя. В этом им помогла подруга или, как тогда говорили, «наперсница» инокини Марфы - старица Евникия. В результате постоянных наговоров и интриг потенциальная свекровь невзлюбила невесту сына. Впрочем, или использованный боярами яд оказался недостаточно мощным, или они не хотели смерти девушки, но у Марии Хлоповой в результате попытки отравления случилось лишь расстройство желудка. Хотя это позволило интриганам распустить слух о том, что невеста царя серьезно больна и не сможет стать матерью, что могло стать поводом для расторжения помолвки. Салтыковы обманули Михаила Федоровича, сообщив ему, что врачи признали недуг девушки неизлечимым. Родовитые бояре, невзлюбившие потенциальную царицу, и мать молодого Романова приняли решение сослать Хлопову вместе с родственниками в Тобольск. При этом ее родителей отправили в Вологду, и отца назначили воеводой этого северного города. Несмотря ни на что, молодой Михаил Федорович сохранял к отставленной невесте теплые чувства и отказывался жениться на любой другой девушке. Отец царя, вернувшийся из плена, учинил собственное расследование, и вина бояр Салтыковых была доказана. Братьев-заговорщиков отослали из Москвы в их поместья, а старицу Евникию - в монастырь Суздаля. Несостоявшуюся невесту перевели из Тобольска в Нижний Новгород. Когда выяснилось, что невеста здорова, Михаил Федорович решил, что его счастью ничто не может помешать, однако инокиня Марфа пригрозила сыну, что навсегда уедет из России, если Мария Хлопова станет его женой. Слабовольный монарх подчинился матери. В возрасте 28 лет он женился на знатной девушке - Марии из рода князей Долгоруких. А бывшая царская невеста тихо жила в Нижнем Новгороде, где и умерла в 1633 году.

Ефимия Всеволжская

Еще одной девушкой, пострадавшей от козней бояр, стала дочь касимовского помещика Ефимия Федоровна Всеволжская, хотя против нее не был непосредственно использован яд. Она, как и ее предшественницы, также выиграла смотр невест, организованный в 1647 году для молодого царя Алексея Михайловича, прозванного впоследствии Тишайшим. Главным виновником травли Ефимии можно назвать властного сановника Бориса Морозова , который боялся, что родственники Всеволжской «отодвинут» его от трона, снизив влияние на царя. Боярин планировал породниться с государем, женив его на одной из сестер Милославских, а сам собирался вступить в брак с другой представительницей этого старинного рода. По указанию Морозова, девушки-прислужницы, одевавшие Ефимию, туго затянули ее венец, практически сжав голову в тиски. В итоге во время официального приема и без того взволнованная царская невеста упала в обморок. После обморока девушки Морозов заявил, что она страдает от падучей болезни. Отца царской невесты - Федора Всеволжского - обвинили в утаивании важной информации о состоянии здоровья Ефимии. Мужчину жестоко пытали, а затем сослали вместе со всей семьей в Сибирь. Алексей Михайлович женился, как и планировал всесильный боярин, на Марии Милославской. Правда, после свадьбы царь помиловал бывшую невесту, разрешив ей вернуться в родное поместье.

Мария Хлопова (? - до марта 1633) - дочь дворянина Ивана Хлопова из Коломны, наречённая невеста царя Михаила Федоровича.

Смотр невест, по результатам которого царь выбрал Марию, состоялся в 1616 г. В начале следующего года Мария, с новым именем Анастасия была помещена «во дворце наверху». Ей велено было оказывать почести как царице, дворовые люди ей крест целовали, и во всем Московском государстве велено поминать ее имя на ектениях. Хлопова и её родственники возбудили зависть Салтыковых, которые восстановили против невесты мать царя. Когда невеста заболела (расстройство желудка), её ославили как неплодную, и боярская дума объявила, что «царская невеста к государевой радости не прочна».

Марию вместе с бабушкой, теткой и двумя дядьями сослали в Тобольск. Её отца и мать отправили на воеводство в Вологду. Её дальнейшая судьба:

1619 г.: Мария переведена в Верхотурье.

1621 г.: Мария переведена в Нижний Новгород, где она была поселена на выморочном дворе Кузьмы Минина.

Все это время царь Михаил Федорович сохранял к девушке нежное чувство и отказывался жениться. После того, как его отец патриарх Филарет прибыл ко двору и смог противостоять желаниям царской матери инокини Марфы, настроенной против Марии, по поводу болезни Хлоповой было проведено новое дознание. Доктора, которым была устроена очная ставка, показали, что они предоставили Салтыковым совсем не ту информацию, которую они передали царю, и девушка была вполне здорова. В конце 1623 г., спустя 7 лет после трагического события, в Нижний Новгород прибыли дознаватели во главе с боярином Ф.И. Шереметевым, которые нашли её вполне здоровой. Они уже готовились доставить девушку в Москву. Но мать царя все-таки настояла на своем, и Михаил Федорович понял, что на Хлоповой он никогда не женится .

В сентябре 1624 г. 29-летний царь наконец заключил брак - с Марией Долгоруковой, проходив холостяком до достаточно зрелого для его эпохи возраста.

Хлопова, устроенная лучше прежнего, продолжала оставаться в Нижнем Новгороде до самой смерти, последовавшей не позже марта 1633 г.

Литература

П. Мельников. «Мария Ивановна Хлопова, невеста царя Михаила Федоровича» ("Нижегородские Губернские Ведомости", 1845, № 7 и след.)

Д. Мордовцев. «Русские женщины допетровской Руси»;

И. Е. Забелин. «Домашний быт русских цариц» (глава 3-я).

Источник: http://ru.wikipedia.org/wiki/Хлопова,_Мария_Ивановна

Когда Михаила Федоровича избрали на царство, ему было всего лишь 16 лет. Впрочем, «всего лишь» — это по современным оценкам. А по нормам того времени в таком возрасте царю уже следовало жениться и вступить во взрослую жизнь. Иначе какой же он правитель, если даже в своей семье не голова?

Однако поиски для новоиспеченного государя начались не сразу — спустя три года после воцарения. Этот процесс тормозился со всех сторон: к слову, одной из тех, кто вставлял палки в колеса, оказалась родная мать Михаила Федоровича, инокиня Марфа, в миру Ксения Ивановна Романова. Она боялась, что появление еще одной женщины в семье повлияет на расстановку политических сил, поэтому настороженно относилась к возможной женитьбе сына. Из тех же соображений эту идею не поддерживали и бояре Салтыковы, в руках которых была сосредоточена немалая власть. При этом все прекрасно понимали, что откладывать свадьбу до бесконечности нельзя. Народ долго безмолвствовать не будет: неженатый царь вскоре непременно навлечет на себя бурю гнева.

В 1616 году — возраст Михаила Федоровича в ту пору приближался к двадцати годам — было решено устроить смотрины. Приближенные молодого государя в некотором смысле оказались демократами и даже позволили ему выбрать ту невесту, которая придется по душе. Царю приглянулась Мария Хлопова, дочь коломенского дворянина. Девушку тут же устроили в покои цариц, ее имя — царскую невесту нарекли Анастасией в честь первой супруги Ивана Грозного — начали упоминать во время богослужений. Казалось, что дело идет к свадьбе семимильными шагами. Но не тут-то было: девушка хоть и принадлежала к дворянскому роду, однако ее родителей сложно было счесть обеспеченными и влиятельными людьми. Зато Салтыковы усмотрели в семье Хлоповых излишнюю амбициозность, что, разумеется, не могло понравиться властным боярам.

Мария Хлопова. Рисунок Николая Неврева. (wikipedia.org)

При такой совокупности обстоятельств не кажется странным, что Мария, она же Анастасия, внезапно заболела. В течение нескольких дней ее мучили приступы рвоты, причем никто не мог выяснить их причину. Врач решил проблему гениально: была озвучена версия, что царская невеста слишком уж налегла на сладости, а от такого кому угодно плохо станет. Недуг Хлоповой был признан незначительным: «плоду-де и чадородию от этого порухи не бывает». Однако Михаил Салтыков поспешил сообщить царю, что, по мнению другого лекаря, ничего хорошего из этой ситуации не выйдет. Мол, такая же болезнь сразила одну девушку в Угличе, и та скоропостижно скончалась.

Посовещавшись, Боярская дума признала Хлопову недостойной кандидаткой на роль государевой невесты. «К царской радости непрочна», — таков был вердикт. Марию разлучили с родителями и отправили в Тобольск. Михаил Федорович же о нареченной невесте не забыл и долгое время вовсе не хотел слышать о других девушках.

Михаил Федорович на собрании Боярской думы. (wikipedia.org)

Вопрос о женитьбе вновь встал ребром после возвращения патриарха Филарета, отца Михаила Федоровича, из польского плена. Тут-то и выяснилось, что Хлопову оклеветали: девушка была здорова и вполне себе «прочна». Салтыковых было решено сослать, однако на общее положение дел это не повлияло. Возвращать все на круги своя было поздно. Хлоповой в ту пору уже было хорошо за двадцать — не самый подходящий возраст для невесты.

В 1624 году царь все-таки женился. Сам он этого не хотел, однако мать настояла. Его супругой стала княжна Мария Владимировна Долгорукая. Однако спустя несколько дней выяснилось, что царица больна. Причем на этот раз все оказалось серьезно: через считанные месяцы девушка скончалась. Летописец был убежден, что это Господь покарал царскую семью за злодеяния, совершенные над невинной Марией Хлоповой.

Евдокия Лукьяновна Стрешнева. (wikipedia.org)

И только в 1626 году попытки тридцатилетнего царя обзавестись семьей наконец увенчались успехом: его женой стала Евдокия Лукьяновна Стрешнева, с которой он провел всю оставшуюся жизнь.

По велению государя Михаила Романова на осеннюю соколиную охоту 1616 года собирались в московском Кремле загодя. Братья Салтыковы, Михаил и Бориска, готовили соколов, лошадей, своры. Собирались двинуться на север, в Бутырки, но поутру государь решил - в Коломну, он-де сон видел, что в коломенских землях охота и "выезд повеселе будет". Однако не успел посыльный спуститься из покоев во двор, как в устланную коврами горницу отворилась потайная, лишь для своих, округлая дверь и неслышно, вся в черном, вошла монахиня Евникия Салтыкова, смиренная старица, мать царских дружков. Она перекрестилась с порога на образа и сказала с кротостью: ее-де из Вознесенского монастыря послала сама матушка-государыня - инокиня Марфа Иоанновна - сообщить ее, государыни, волю: чтоб сыночек ныне из дому не отлучался, поскольку сегодня ею назначен малый семейный совет. И, перекрестив царя, исчезла так же беззвучно, как и явилась.

Михаил Федорович с досадой опустился на лавку. Вот всегда так: мать назначила совет, а он узнает последним, будто все еще дитя при ней, а не три уж года как царь Российский. После Рюриков первым из рода Романовых на царство венчанный, фамильной Фёдоровской иконой благословленный. (Его родители благочестивые бояре Федор и Марфа Романовы приняли монашество, и отец его стал патриархом Филаретом.)

За стенами слышался лай собак, звон конских уздечек. А здесь, в нарядных хоромах, было тихо, тепло, и в узорные слюдяные окна пробивался утренний свет. Озарял ковры на полах, темные, мореного дуба стены, веселые, "с картинками", изразцовые печи, которые теперь, в сентябрьские ночи, уже протапливали. Михаил Федорович пригладил русые кудри, бородку, перекрестился на образа и, звякнув в колоколец, велел вошедшему отменить охоту, а собираться в Успенский собор на молебен. И что это мать удумала собирать малый совет? Уж не по его ли поводу что опять сочинила? А может, какие вести пришли из Польши от отца? Ведь патриарх Филарет уж который год томился в польском плену... И покуда он был там, в неволе, страной фактически правила мать Марфа Иоанновна. А он, с шестнадцати лет царь Михайло, как ни старался выглядеть самостоятельным, все оставался для нее послушным, незлобивым мальчиком. Единственным и ненаглядным. В которого мать всю душу вложила. А сколько они вместе объездили весей и стран, сколько в паломничествах бывали! И у Троицы были, и к Святому Николе на Угреш ездили. Но теперь, с воцарением сына, мать жила не в Кремле - в Вознесенском монастыре, в своей келье, в окружении верных монахинь. Хотя, разумеется, и отдельное подворье имела. Умна была инокиня Марфа Иоанновна. Умна и крута. Однако же и влиянию поддавалась. Например, наперсницы Евникии. Старица была любимицей в свите Марфы. И, пользуясь этим, продвинула-таки двух сыночков своих Салтыковых, недюжинных и умом, и телом, в окольничьи ("около") к молодому государю.

Вечером на малом придворном совете Марфа Иоанновна в первую очередь объявила о невеселой весточке от Филарета из Польши, а во-вторых... неожиданно заговорила о том, что пора-де государя всея Руси, Михаила Федоровича, которому пошел уж двадцатый годок... женить... Михаил Федорович чуть не поперхнулся от удивления. Однако виду не подал, не хотел маменьку подводить, и затем, слушая рассудительные, долгие речи ближайших родичей и придворных, понял, что дело это внове лишь для него, а за его спиной все давно уже решено. Он исподволь поглядел на бледно-округлое, напряженное лицо матери в черной схиме и понял, что лучше всего ему согласиться.

И вот на Москве все закружилось и завертелось. Как положено по обычаю, на смотр царских невест потянулись в первопрестольную возки, тарантасы, обозы. И цугом, и в одиночку. Девицы бедные и богатые, дочки боярские и дворянские, с приданым и без - все хотели попытать счастья. Ехали кто с сундуками нарядов и челядью - на постой к московской родне вставали. А кто налегке, с одной мамушкой или матушкой, на постоялый двор определялись. Приехала из Коломны и семья худородных бояр Хлоповых с дочкой Машей. Без особой надежды приехала. Скорей погостить к московской бабке...

день смотрин царь Михаил Федорович был вовсе не весел, а, пожалуй, даже печален и строг. И вдруг в зале неожиданно для себя среди многих записных красавиц и скромниц увидел одно девичье лицо. Нежное, голубоглазое. И все при ней - и фарфоровый румянец, и белая, как говорится, "коса до поёса". И неожиданно сердцем понял - Она. Угадал по взгляду, простому и светлому, а главное - сочувственному. Словно юная дева, исподволь глядя на молодого государя, гулявшего на этом "базаре", думала не о себе, не о том, как бы понравиться, а, все понимая, по-матерински сочувствовала ему и даже жалела. И звали это юное чудо, как доложили царю, Мария Ивановна Хлопова - дочь провинциального дворянина из Коломны. "Ну вот и провиденье...опять Коломна... Но теперь уж - будь по-моему", - твердо решил царь. И повелел в конце смотра именовать царской невестой Марию Хлопову и до свадьбы определить ее во дворец, в женский терем, и оказывать почести, как царице. Имя ее поминать во всех православных храмах "за здравие", а дворовым - крест целовать ей на верность, как царице. Родню же хлоповскую - отца и дядю, с челядью и семьями, повелел в Москву перевесть и почитать как царских родственников.

И началась тут для Михаила как бы иная, самостоятельная жизнь. Он ближе сошелся с Хлоповыми, простодушными, рассудительными, включил их в свиту, в царский совет, стал советоваться по разным поводам. И прежние окольничьи Борис с Михалкой взревновали, лютое зло затаили. "Ну, что мать? - спрашивали они Евникию. - Чего ты с государыней добилась этим? Теперь Салтыковы во всем от заду первые". Однажды в Оружейной палате царь показывал заморским послам коллекцию своего оружия. Одна заморская сабля была его особой гордостью. И тут стоящий в свите Михаил Салтыков подобострастно заметил: "Да что тут такого? Этакую саблю, государь, и наши запросто смастерят!" "Ой, ли?" - усомнился Романов. Спросил Хлопова, дядю своей невесты: "А ты что скажешь, Гаврила?" "Может, и покрасивее сделают, - простодушно и искренне ответил тот, - да только тут сталь дамасская. А их покуда не переплюнешь". Государь кивнул: "И я так думаю". Обозлился Салтыков, не ожидал такой дерзости, а выйдя из палат, накинулся на "выскочку" Хлопова, не искушенного в дипломатии, с руганью. А к вечеру отправился в боярские палаты Бориса. Совет держать. На совет и мать Евникию срочно вызвали.

Долго не гасли окна у них в ту ночь. И порешили Салтыковы удалить невесту и всех Хлоповых со двора - повернуть все на старое.

Лучшие дня

А действовать через государыню Марфу Иоанновну. Тем более знали, что она и сама не очень довольна невестой. Не очень-то молодая была внимательна к ней, "старухе", в монастырь за советом не ездила и к ручке не кидалась, не припадала. Может, никто из Хлоповых ей не подсказал, как вести себя с государыней? И вроде девица была не из гордых, а вот на молебнах и на приемах держалась уж больно самостоятельно, величаво. Словно бы уж она и царица. И нарядами не увлекалась. Марфа, бывало, пошлет ей дорогой парчовый наряд, а та только поклон в ответ, да и в сундук его. А на приемах - все в одном и том же, своем. Возможно, все это от скромности, да от простодушия, а, возможно - тихое сопротивление материнской воле, желание свою вперед поставить - тогда это гордыня не по летам и заслугам... Душа человеческая всегда потемки. Но как нежелателен разлад в любой семье, а уж в царской-то, которая вся на виду... А тут еще одно подтверждение материнским сомнениям - сын Михаил что-то много стал воли брать - про мать уж и забыл. В ожидании свадьбы и не советовался, не приезжал. Чуть что - к ней в терем спешил, в терем... Общее недовольство невесткой перерастало в тихую ненависть. А молодые ожиданием свадьбы жили и знать ничего не знали.

вот случилось так, что однажды, вчера еще юная и здоровая, девушка вдруг занедужила. Животом. И слегла. И час от часу было все хуже. Что ни съест - все рвота у ней и рвота.

Сперва насмерть перепуганные Хлоповы все, конечно, скрывали. Стали ограничивать Марию в еде, в сладостях, которые та очень любила. Но болезнь не шило, в мешке не утаишь. Она то отступала, то обострялась вновь. Девушка худела, бледнела, совсем ослабла. С женихом почти уже не встречалась, на люди из терема не появлялась и молилась во внутренней часовне. Растревоженный Михаил Федорович просил Салтыковых разузнать, в чем же дело. И если что со здоровьем, то немедленно вызвать к невесте лучшего доктора. "Послушные" Салтыковы так и сделали. Заморский врач Валентин быстро поставил диагноз, назначил желудочное лекарство и пообещал через неделю полное выздоровление. Для государя же просил передать особо, что "чадородию от сей хвори помехи не будет". И Михаил Федорович возликовал, успокоился. Уж очень была люба ему Машенька, распригожая его умница, Мария свет Ивановна.

Однако лечить царскую невесту Салтыковы не очень спешили. Заморское лекарство ей дали всего лишь дважды. И здоровье болящей опять пошло на убыль. Тогда Михаил Федорович приказал собрать врачебный совет. (Марфа Иоанновна во всех этих делах участия словно бы не принимала.) Но вместо этого Салтыковы - братья и Евникия вызвали в терем своего доктора - Балсыря. И тот, осмотрев невесту, нашел у ней "печеночную желтуху". Однако твердо сказал Салтыковым, в присутствии Хлоповых, что болезнь девушки излечима. Салтыковы в сердцах отослали Балсыря прочь, даже не взяв с него лекарств, и объявили, что будут лечить Марию Ивановну сами. И вот велели самому отцу невесты Ивану Хлопову идти в аптеку за специальной склянкой какого-то чудодейственного-де настоя на водке. Сказали даже, ежели отец собственноручно передаст склянку дочке и та будет водку сию регулярно пить, то и "аппетит нагуляет, и тело поправит". Однако склянка сия не попала в руки Марии. Не верили, ох, не верили Хлоповы Салтыковым. И особенно Евникии, которая то и дело черной тенью в сопровождении мамушек частила в терем к невесте. А тайно делала все, чтобы сорвать свадьбу. И стали Хлоповы, да и окруженье поговаривать, что нежданная болезнь Марии Ивановны не иначе, как лиходейство и порча. Стали перед каждой едой и утром и на ночь давать Маше святую воду, стали, не прекращая, псалмы и молитвы читать, а под подушку класть ей священный камень "безуй", считавшийся противоядием.

Тем времнем Салтыковы уже докладывали царю и его матушке Марфе Иоанновне о результатах последнего осмотра. Он был горьким, неутешительным. Царская невеста-де Хлопова неизлечимо больна редкой болезнью, и ее ждет в скором времени страшная смерть, как постигла она одну такую же, которую Балсырь лечил якобы раньше в Угличе.

От такого известия государь метался в своих палатах, не зная, что предпринять. Из-за "страшной" болезни в женский терем, "наверх", его теперь не пускали. Марфа Иоанновна с сынком не общалась. Сама же тем временем созвала скорый боярский совет. Объявила - негоже-де кремлевский терем сквернить нехорошей болезнью, а тем паче скорой смертью невенчанной девы. И хотя неутешные, потрясенные Хлоповы били на совете челом, уверяя, что дочь их всегда была отменного здоровья, что и сейчас-де скоро поправится, бояре, в потрафление государыне, строго постановили: "Все приготовления к государевой свадьбе отменить. Ибо Мария Хлопова к царским радостям непрочна".

закрутилось неправое дело. Опальную невесту "сверху" свели и, не оставив даже пожить на подворье у своей бабки (боясь встреч ее с государем), поскорее отправили в далекий город Тобольск. Не позволили даже родителям ехать вместе с Машей, а отправили с нею в ссылку бабку и коломенских теток да дядьев Желябужских.

Царь Михаил Федорович почернел весь, никого у себя не принимал, но и сделать ничего не пытался. Поскольку и мать, и старица Евникия то и дело увещевали его, что другого-де выхода просто не было, не гроб же в самом деле из дворца выносить. И якобы сделано все по-божески, как полагается. А невеста ему скоро новая сыщется, да такая знатная и здоровая и красивая, что глаз не отвесть. И детей ему, наследничков, народит таких, как и Романовы, как и сама, здоровых и ладных. К тому же есть для этого кое-кто на примете.

тем временем в Тобольске Мария Ивановна очень быстро поправилась. Она жила теперь с родными на небольшом подворье, под строгим надзором местных властей. И получала на свое содержание по пять копеек в день. Она ни на что не сетовала и даже не гневалась на предавшего ее жениха, лишь коротко всем отвечала: "Значит, так Богу было угодно. Может, этим Господь от меня иную напасть отвел". В начале 1619 года, еще по снегу, несостоявшуюся невесту вместе с семьей "в виде особой милости государя Михаила Романова" перевозят из Тобольска в Верхотурье, где для нее уже выстроено немалое, приличное подворье. Однако старое предписанье "никуда отсель не отлучаться" осталось в силе. (В Верхотурье Мария прожила до зимы 1620 года, а оттуда тайно, под именем Анастасии, была перевезена в Нижний Новгород.)

Только этого и смог добиться для любимой Маши за долгие горемычные месяцы Михаил Федорович.

В последнее время он осунулся, стал нелюдим, неприветлив, а Салтыковых и даже мать просто дичился, поскольку откровенно стал их бояться. Да и Марфа Иоанновна, благочестивая и богомольная, не чуя своих ошибок, извелась вся по сыну. Со всем монастырем своим молилась она об исцелении души Михаила, по храмам молебны о государе заказывала. И в то же время упрямо, без страха и сомнений правила Россией вместе с боярами, как хотела. Так что скоро при дворе все стало по-прежнему. На что и было рассчитано. Лишь одно теперь волновало царский двор - ожидание возвращенья из плена отца-государя.

И вот в июне 1619-го вернулся-таки из Польши патриарх Филарет. Сколько же радости было в Кремле!.. Да и во всей первопрестольной! Как же звонили колокола на Руси! Словно возвещали наступление нового времени. А как величаво, красиво звон этот плыл над Москвой-рекой, над зелеными далями! И как, наконец, оставшись наедине с отцом, опустясь на колени, не стесняясь, плакал сын, припав головой к худому, в черной схиме телу отца... И всем в столице казалось: наконец-то безвременью пришел конец, покажут себя Романовы. Давно уж пора. И действительно, очень скоро мудрый Филарет взял все дела в свои руки. И жизнь царского двора пошла иным, спокойным чередом. Влияние Салтыковых быстро ослабло. Лишь Евникия все продолжала крутитьсявозлеМарфы.

А Филарет вскорости объявил сыну, что пора-де укреплять власть и страну, а ему-де, молодому государю, пора мужать и семьей обзаводиться. Он предложил даже сосватать в жены сыну польскую царевну. Однако Михаил, до сих пор молчавший о своих душевных болях, уперся.

И верный первой своей любви неожиданно разразился перед отцом долгими, слезными откровениями. Выложил наконец отцу всё и про всех. А в конце разговора добавил, что кроме Марии Хлоповой, любви его негасимой, Богом ему нареченной, он ни на ком жениться не станет.

Потрясенный услышанным, Филарет тут же назначил серьезное расследование. Вызваны были и отец, и коломенские дядья Хлоповых. Вызваны были и опрошены в присутствии архимандрита Иосифа и иных священнослужителей и врачи - заморский Валентин и лекарь Балсырь. Оба они с откровенностью показали, что никогда и словом не обмолвились ни Салтыковым, ни кому, что царская невеста смертельно больна и уж тем более не способна к деторождению. Разгневанный Филарет призвал на очную ставку Бориса и Михаила. Но несмотря на их горькие раскаяния, патриарх тут же, безоговорочно, выслал Салтыковых вон из Москвы, "без имущества в самые дальние вотчины".

Счастью молодого государя не было предела! Есть, думал он, есть она - справедливость! Он уж и депешу собрался посылать в Новгород к Маше, как вечером без стука в его покои черной тенью явилась мать. Она долго молчала, стояла посреди слабо освещенной палаты - лишь виднелся светлый овал лица под черным клобуком да глаза, сверкающие решимостью. Наконец сказала тихо и страшно, до дрожи: коли Хлопова станет на Москве царицей, то он, Михаил Романов, тотчас же пойдет провожать гроб своей матери на погост. В лучшем же случае она покинет Русь навсегда, и он, сын единородный, уж более никогда не увидит своей матери. И проклят будет - и на земле, и на небесах. Сказала, как отрезала, и, развернувшись, словно махнув черным саваном, твердо вышла...

душевных муках молодого государя тут говорить не стоит. Понимал он, что мать более всего печется о нем, любимом сыне своем, и если уж так сказала - глубоки и серьезны ее сомнения в царской невесте. Много думала, мучилась, что бы этакое сыну сказать. И как на сердце больно-то... И вот в ноябре 1623 года Михаил Романов подписал грамоту, по которой он - Великий государь - "не соизволял" брать в жены дочь Ивана Хлопова. А Ивану было предписано одному возращаться в Коломну, в родовую вотчину. Дочери же его Марии следовало и впредь оставаться в Нижнем Новгороде и там принять имение, "вымороченное некогда в казну владение покойного Кузьмы Минина, спасителя Руси".

Дорого далась молодому государю сия грамота. Но еще горше потому, что его отец, неожиданно узнав у себя в патриаршем подворьи о сем богохульном деле, так разгневался, что чуть не отрекся от малодушного сына. Однако было уж поздно. Горькая грамота Марии была послана, и неправое дело - свершилось. Опять-таки взяла Марфа верх!

А Марфа Иоанновна не только этим взяла. С подсказки Евникии в сентябре 1624 года, как раз на Рождество Богородицы, на Новый год (который праздновали тогда в сентябре), заставила сына жениться на Марии Долгорукой, дочери богатого и знатного князя Владимира Тимофеевича. (Только и радости было в этом для молодого царя, что его любимое имя - Мария.) Однако лишь только затихла спешная свадьба и молодые сочетались семейными узами, как на другой же день царица оказалась больной! Да так, что вдруг слегла без сознания. А спустя три месяца и вовсе почила. И опять поползли слухи, что "испортили деву", что это опять злодеяние. Закричал, заплакал, забился юродивый на площади возле Кремля, мол, это Романовым наказание за Хлопову, за предательство. А иные считали даже, что это проклятье отца патриарха Филарета... Ну да мало ли что темные люди скажут!..

И опять потянулось для Михаила Федоровича странное безвременье. И длилось оно почти два года. Пока в 1626 году его вновь, но уже буквально скоропостижно, не женили. Уже под приглядом людей Филарета. Всего за три дня до пышной и не очень веселой свадьбы ввели новую, третью, царскую невесту Евдокию Стрешневу (дочь незнатных дворян) "наверх", в царский терем. За три дня - во избежание черных козней, уже постигших прежних невест государя.

Такими невеселыми событиями в семейной жизни началось для Романовых их трехсотлетнее правление на русском престоле. Да и что скажешь-то... Бог - есть Любовь.

А любовь, как известно, предавать нельзя.

Хлопова (Мария Ивановна) - дочь московского дворянина, невеста царя Михаила Федоровича. В 1616 г., когда царю минул 20-й год, решено было его женить; выбор его пал на Х., которая, в начале следующего года, с новым именем "Анастасии", помещена была "во дворце наверху". Вместе с ней приблизились к царю и ее ближайшие родственники, из которых ее дядя, Гавриил Васильевич Х., своей близостью возбудил зависть в родственнике царя, М.М. Салтыкове. Однажды Х. заболела. Несмотря на уверения придворных докторов и быстрое выздоровление Х., Салтыков успел уверить царя в неизлечимости ее болезни; боярская дума объявила, что "царская невеста к государевой радости не прочна". После того ее вместе с бабкой, теткой и двумя дядями, сослали в Тобольск, разлучив с матерью и отцом, отправленным на воеводство в Вологду. Осенью 1619 г. Х. перевели в Верхотурье, а в 1621 г. - в Нижний Новгород. Патриарх Филарет посоветовал произвести новое дознание о болезни Х. В Нижний Новгород были посланы "следователи", во главе с боярином Ф.И. Шереметевым. Прибыв туда в конце 1623 г., они нашли Х. вполне здоровой и готовились везти ее в Москву, как вдруг пришло оттуда известие о немедленном отозвании их самих; нерасположение матери Михаила Федоровича и красота дочери князя Долгорукова взяли верх над прежней страстью царя. Х., устроенная лучше прежнего, продолжала оставаться в Нижнем Новгороде до самой смерти, последовавшей не позже марта 1633 г. Ср. статью П. Мельникова "М. И. Х., невеста царя Михаила Федоровича" ("Нижегородские Губернские Ведомости", 1845, № 7 и след.); Д. Мордовцев "Русские женщины допетровской Руси"; И.Я. Забелин "Домашний быт русских цариц" (глава 3-я).

Смотреть больше слов в «